27-й и 28-й тезисы были непосредственно связаны с сообщениями о проповедях Тецеля: «Человеческие мысли проповедуют те, кто говорит, что, как только монета зазвенит в ящике, душа вылетает из чистилища» и что «воистину, звон золота в ящике способен увеличить лишь прибыль и корыстолюбие, а церковное заступничество – единственно в Божьем соизволении». Утверждение Лютера, что необходимо отделять денежные сделки от Божьего соизволения, чтобы выпустить душу из чистилища, сводилось к саркастической критике современной ему практики, но не расходилось с каноническим правом. В 32-м тезисе говорилось, что «навеки будут осуждены со своими учителями те, кто уверовал, что посредством отпустительных грамот они обрели спасение». В то время такие слова могли показаться отказом от прощения и индульгенций, хотя в действительности во многих аспектах тезис лишь подтверждал учение Церкви о необходимости покаяния перед прощением. Предполагать или утверждать собственное спасение (на том или другом основании) было само по себе грехом, самонадеянностью. В тезисах 40–44 говорилось о важности страданий в жизни христианина и необходимости равновесия между утешением верующего, его искренним раскаянием и его благодеяниями, а не об отсутствии печали, сопровождающей свободу от наказания за грехи. В более резком критическом ключе Лютер рассматривал понятие «сокровищ Церкви», которые были важной частью механизма системы индульгенций. В этой части тезисов его лексика становится вызывающей и ядовитой. В тезисах 73 и 74 Лютер завуалированно критикует первосвященника, утверждая, что, в то время как папа «по справедливости наказывает отлучением» тех, кто препятствует отпущениям, он «гораздо страшнее намерен поразить отлучением тех, кто под предлогом отпущения грехов замышляет нанести урон святой благодати и истине». В этих тезисах нет открытого неприятия папской власти, но они подвигают к мысли, что папы по-разному относились к тем, кто препятствует отпущению грехов, и к тем, кто эксплуатирует это действо и злоупотребляет им. Призыв к перемене очевиден, но в этот момент Лютер не ставит власть папы под сомнение открыто.
В последней части тезисов Лютер в присущем ему тоне обсуждает вопросы, которые вполне мог бы задать любой думающий христианин. Первый звучит так: «Почему папа не освободит души из чистилища из святой любви к ближним и в силу их крайне бедственного положения?» Далее он спрашивает: «В чем состоит эта новая благодать Господа и папы, которая за деньги позволяет безбожнику и врагу Божию приобрести душу благочестивую и Богу любезную?..», «Что могло бы добавить Церкви больше блага, если папа то, что он делает теперь единожды, совершал сто раз в день, наделяя всякого этим прощением и отпущением?». Но в основу злоупотреблений Лютер поместил денежную сделку и вполне серьезную угрозу, что ратующие за продажу индульгенций по сути начнут торговать спасением души. Расширение продаж индульгенций ради увеличения доходов Церкви приводило к желанию упростить их получение за счет снижения требований к раскаянию, одного из основных аспектов искупительной системы средневекового католичества. Осуществление этой идеи, несомненно, увеличило спрос на индульгенции, но и усилило общую критику папской церкви. Превращение спасения в обычный товар позволило мирскому вторгнуться в сферу божественного и значительно уменьшить тяжесть греха. Глядя на происходящее, набожный и пребывающий в поиске спасения души августинец погрузился в дальнейшие размышления о деснице Божьей и праведности, а также о роли человека и значении Господа в искуплении грехов.
