Тузик кивает и понимающе подмигивает.
Пока Тузик разыскивает Повитуху, Сеня с Чалаевым мечут копну за копной.
— Нет, так они весь покос оголят!
А Чалаев аж побелел от жадности:
— Давай, Сеня! Давай! Мы с тобой столько на вертолете увезем, больше чем на трех тракторах, давай! Сено сейчас в цене!
«Ах ты, сволочь, ишь как разошелся! Где же Тузик с Повитухой? Эдак они и улетят!..» — Ефимаха выскакивает из копны:
— Стоять на месте!..
Сеня бросает ему в лицо навильник сена. Ефимаха просыпается, откидывает с лица какую-то тряпку, на земь падает полотенце. «Эть ты, курья голова! — досадует он на жену. — И додумалась же лицо полотенцем закрыть, от мух, что ли?.. И надо же такому присниться?!»
В будке скулит Тузик. «Ай что случилось?» Он идет к собаке.
— Тузик, ты что это? — старик вытаскивает его из будки. Задняя лапа у кобеля в крови. — И кто тебя саданул так? Ведь думал привязать и забыл... Эт, так некстати, ну ничего, милок, до свадьбы заживет. — Он осматривает лапу Тузика. — Ничего, не нонче так завтра, а я с ними сочтусь!..
Вечерняя заря угасает медленно. Красно-желтый, с фиолетовым отливом горизонт остывает, как раскаленная чугунка плиты.
Ефимаха почувствовал себя плохо и заехал в медицинский пункт.
Фельдшерица выслушала стетоскопом впалую грудь, смерила температуру и решила сделать укол в ягодицу. Объездчик конфузливо снял штаны, лег вниз лицом на холодную клеенку кушетки.
Фельдшерица брызнула шприцем, попыталась оттянуть кожу, чтобы легче вошла игла, и опешила. Пальцы ее ткнулись во что-то твердое, словно камень.
— Ну, и кожа у вас!.. — не сдержалась она. В это время игла, хрустнув, сломалась.
— От седла это. Не зря меня попрекают работой, не зря, голубушка...— морщится объездчик.
Фельдшерица сломала еще две иглы.
— А вы, девушка, не нервничайте. Потолще ведь есть? Вот ей и колите.
Выйдя на крыльцо медпункта, Ефимаха подозвал Повитуху и кое-как со ступенек влез в седло.
Поехал он в противоположную от леса сторону, за реку, с надеждой, что Андрей Чалаев «вдруг клюнет».
Опустившись к реке, объездчик изменил направление, камышами добрался к оврагу и поскакал к лесу.
Приехав на место, он разнуздал Повитуху, отпустил пастись. И тут только вспомнил, что ружье забыл в сенцах медпункта.
— Что ж делать? Память-то совсем усохла — старость... — сокрушается он. — Возвращаться — далеко. Авось ничего не случится!
Ефимаха лег в копну, от укола пропал озноб, полегчало, болела только ягодица.
