— Лестница, одним словом, — опять поддержали разговор из салона.
— Так вот я и спрашиваю вас, можем мы хозяевами быть? Какой там!.. — шофер явно разошелся, он взял баранку одной рукой, а другой стал жестикулировать в такт своему рассказу.
Потапу нравилось, что он сидит так близко к шоферу и тот вроде обращается только к нему:
— Значит, не можем мы беречь ни свое добро, ни народное. Ну, это еще не все, слушай дальше. Случилось надысь этому Микеше захворать. Приступ его оглаушил, скорючил в три погибели. Еду я на первом рейсе, автобус кидает, пассажиры взвиваются, как зайцы, и вдруг у этих самых Прудков женщина — шасть на дорогу, чуть под колеса не угодила. Я матерком ее, так твою растак твою, ворона! А она мне со слезой: «Голубчик, говорит, мужа маво приступ прижал. Фельшарка говорит — в больницу в район срочно надо, а где ее, машину, в такой час достанешь? Ты уважь, сердешной, помоги, голубчик! Он ведь свой тебе брат, шофер тоже. Я те на белоголовку не пожалею...» Я ее в автобус — и к дому. Пассажиры в основном молчат, Только один старикашка заблеял: «Это что, «скорая помощь», что ли?..» Но его никто не подогрел, заглох он.
Захожу я в избу, а на диване Микешка узлом завязывается и так и эдак. Ну, я подсобил его к автобусу дотащить, впихнул его, поехали. Пассажиры лучшее место ему. «Давай поскорей! — просит жена. — Я те не белоголовую — «Московскую»!»
Погнал я. Как начало нас встряхивать, все кишки перематываются. Посмотрел я на бедолагу, и душа темная стала. Уж я подсказал пассажирам, чтобы его мужики на руки взяли...
Автобус так бросило, что шофер на минуту прекратил рассказ и крепче вцепился в баранку.
— Довез-то? — не вынес паузы Потап.
Шофер кивнул головой:
— Довез. Душа в чем держалась. Благодарит меня жена его и троячку сует на белоголовку. А яе й — Микешке прибереги, очумается, поставишь ему, пусть только на своем тракторе боле по асфальту не лупит. А Микешка услышал разговор, открыл глаза и эдак тоненько да жалобно:
— Не буду, браток, век не буду асфальту колоть... Че таиться, нравилось мне. Бывало, прешь по нему на «ДТ», а гусеницы его, как мармелад, плитками так и режут... Жив останусь — век по грейдеру буду гонять... Дороги — они наше добро. И беречь их всем полагается...
Шофер довольно кашлянул, достал часы.
В салоне пассажиры каждый на свой лад стали обсуждать рассказанное. Мужики восхищались тем, что водитель такой памятливый малый, а женщины и старухи восторгались душевностью шофера:
