Ли Дон Гю огляделся и увидел, что все парашютисты летят с поднятыми вверх руками. Это было так неожиданно и так смешно, что он громко захохотал и услышал, как у самого уха захохотала телефонная трубка.
Очень хотелось Ли Дон Гю поговорить с этими летчиками, которые не знают даже, что такое воинская честь. Когда он вернулся на аэродром, врач, осмотрев его раненую руку, категорически запретил очередной вылет. Ли Дон Гю попробовал протестовать, но потом, вздохнув, сел в автомашину и поехал туда, откуда уже позвонили, что задержано двенадцать американских парашютистов и что двое разбились насмерть из-за того, что их парашюты не раскрылись.
Перед домиком, где временно помещались военнопленные, было множество народа. Возле окон толпились деревенские мальчишки. Люди расступились, и Ли Дон Гю вошел в дом. Американцы сидели на цыновках и жадно ели рис и вареную рыбу.
Два молоденьких солдата-корейца, опершись на ружья, с презрением наблюдали за тем, как едят пленные. Увидев Ли Дон Гю, часовые вытянулись и отдали честь. Затем один из них протянул летчику несколько деревянных дощечек.
— Это мы нашли у троих на шее, — с отвращением сказал паренек.
И Ли Дон Гю прочитал аккуратно вырезанные на дощечках корейские слова:
«Я богатый человек. Я хорошо вам заплачу. Дайте
мне поесть. Спрячьте меня, сохраните жизнь и помогите
пробраться к своим».
Ли Дон Гю крепко сжал в руке дощечку и повернулся к пленным. Они молча смотрели на его грудь, украшенную звездой Героя Корейской Народной республики.
Переводчик, приехавший с Ли Дон Гю, спросил:
— Что вы хотите узнать у них?
И Ли Дон Гю ответил:
— Я сбил десять «летающих крепостей» и собью их еще столько, сколько смогу. Но я долго не мог понять, почему так быстро перестают летать «летающие крепости». Теперь я понял это… — И Ли Дон Гю повертел в руках дощечку. — Потому, что ими управляют люди, которые, отправляясь в бой, способны повесить себе на грудь такие надписи… Скажите им, что у нас, в нашей маленькой стране, нет ни одного, кто бы, боясь за свою шкуру, мог написать нечто подобное. Я возьму с собой одну дощечку. Я повешу ее в кабине моего истребителя, и она будет в минуты боя напоминать мне, каково истинное лицо моих врагов…
Потом Ли Дон Гю вышел из домика, не глядя на тех, кто перестал жевать, с робостью вслушиваясь в его непонятные горячие слова.
Деревенские мальчуганы, не проронив ни слова из речи героя, кинулись провожать его до машины. И один из них, самый смелый, крикнул как только мог громко вдогонку тронувшейся машине:
