Корея сражается | страница 24

Потом он вернулся к Гю Иль и силой заставил ее подняться с мокрой, холодной земли. Он бережно развязал одеяло на ее груди, завернул маленького Ги и положил его рядом с его мертвой матерью. Только сейчас Гю Иль поняла, что произошло, и слабо вскрикнула.

Осиротевшие дети, взявшись за руки, побрели обратно, чтобы найти людей и вместе с ними похоронить дорогие тела.

А на границе продолжали грохотать предательские выстрелы лисынмановцев, и в воздухе носились американские аэропланы. Они убивали отцов, матерей, братьев и сестер таких же детей, как Лим Хва и Гю Иль, лишив их крова и отняв у них безмятежное детство.

Американские военные фабриканты построили большой самолет, вооружили его пулеметами, защитили чешуйчатой, как у ящерицы, броней и назвали «летающая крепость». Они говорили: «Наша крепость неуязвима. Она будет всегда побеждать в воздухе».

Когда Ли Дон Гю было пятнадцать лет, он впервые увидел журнал с фотографией «летающей крепости». Ли Дон Гю показал снимок отцу. Старый столяр, искусно отделывавший черными лакированными узорами свадебный сундук для дочери богатого рыбного торговца, отложил в сторону инструмент и долго вглядывался в контуры машины. Потом вздохнул и сказал:

— Это чудовище сделали злые люди, чтобы убивать бедняков. Но я думаю, найдутся смельчаки, которые обратят чудовище в прах и свергнут его на землю.

Семья у столяра была большая, и надо было покупать много чумизы и гаоляна, чтобы каждому досталась в обед хотя бы крохотная чашка еды. Поэтому Ли Дон Гю с детства помогал отцу строгать рубанком и выпиливать замысловатые узоры. Несколько вечеров подряд сын столяра подолгу задерживался у верстака. Он выпросил у матери тряпицу, пропитанную рыбьим жиром, и при свете фитиля пилил, строгал, вытачивал. На третье утро, побледневший от бессонницы, он показал отцу модель маленького, похожего на сигару самолета.

— На таком самолете я когда-нибудь взлечу и разобью эту гадину, — полушутя-полусерьезно сказал мальчик.

И отец грустно улыбнулся. Ведь в Корее, где тогда хозяйничали японцы, сын корейца не мог стать ни летчиком, ни лектором, ни инженером — только столяром, или плотником или каменщиком. Для того, чтобы учиться, нужны были деньги, а откуда им взяться у горького бедняка…

Через месяц после того, как Советская Армия прогнала японцев из Кореи, Ли Дон Гю внезапно исчез. Мать его надела белые траурные одежды, потому что думала, что сын утонул или подорвался на минах, которые японцы, убегая, расставили всюду — и прежде всего в тех местах, где ходят мирные люди на глухих горных тропинках и обочинах дорог, на межах рисовых и гаоляновых полей. А старая бабушка Ли потихоньку от всех сходила в буддийский храм, над дверью которого висит надпись: «Сюда входи только с чистым сердцем", и долго со слезами расспрашивала будду, вернется ли внук. Но древний бог только таращил свои выпуклые глаза и был холоден и молчалив, как бронза, из которой он был отлит.