Тайрен к именованию дочери никакого интереса не проявил.
Девочка шевельнулась, приоткрыв глазки — пока ещё бессмысленные, несфокусированные. Звякнули привязанные к ножкам бубенчики, всё от того же сглаза и прочих злых сил. Я наклонилась ниже и легонько дотронулась до тёплой щёчки. Она такая маленькая! И всё у неё как настоящее — и реснички, и пальчики, и ноготки на пальчиках… Тьфу ты, что я несу — конечно, у неё всё настоящее! И я всё никак не могла перестать этому удивляться. Неужели вот это крошечное существо совсем недавно было частью моего тела? Неужели оно вышло из меня? Я создала её, пусть не руками, не разумом, но самой своей плотью и кровью. И вот она лежит в колыбели передо мной, совсем отдельный маленький человечек. Однако, сознавая разумом отдельность дочки, я всё никак не могла его прочувствовать. Когда она плакала сегодня ночью, я постоянно ловила себя на недоумении: почему я не понимаю, отчего? Если ей больно или неприятно, разве у меня не должно болеть вместе с ней?
— Кто это тут у нас такой маленький? — подчиняясь инстинктивной потребности всех матерей, заворковала я. — Кто это у нас такой хорошенький? А чьи у нас глазки? Папины. А чей у нас носик? Папин. А чей у нас ротик? Тоже папин!
Конечно, насчёт ротика и носика это я загнула — невозможно у такого маленького ребёнка с уверенностью сказать, на кого похожи его черты. Но вот глазками она совершенно точно пошла в отца — передо мной лежала маленькая азиаточка. И хорошо, не придётся всю жизнь выслушивать шипение насчёт «круглых» глаз.
— Опять сюсюкаешь?
Я выпрямилась, подавив раздражённый вздох — в комнату вошёл Тайрен. Его отношение к дочери было для меня источником постоянных огорчений. Кажется, он настолько уверился, что нашим первенцем непременно будет сын, что девочку просто отказывался принимать. Вплоть до того, что как-то назвал её «твоя дочь». Пришлось напомнить, что и ему она вообще-то тоже не чужая. Порой мне казалось, что он просто ревнует меня, когда высказывает недовольство тем, что я слишком много времени провожу с ребёнком. Мы даже ссорились из-за этого. Я напоминала, как он обвинял меня в отсутствии сердца из-за того, что я отношусь без энтузиазма к идее продолжения рода. А вот теперь, когда ребёнок родился, кто из нас ведёт себя как бессердечный? «Так девочка же!» — отмахивался он, а я агрессивно спрашивала, не считает ли он, будто девочки меньше нуждаются в родительской любви и заботе, чем мальчики. «Соньши! — Тайрен закатывал глаза к потолку. — О ней есть кому позаботиться! Ты ведёшь себя так, словно во дворце не осталось ни одной служанки».
