— Да, Нагина, видно, маху ты дала со своими советами. Лучше бы за детдомовца дочь выходила. Не пьет парень, не курит.
— Я разве хуже своей дочке хотела? — вздохнула жена, не отрывая глаз от проворных спиц. Она вывязывала кайму шали и боялась сбиться со счета.
— С тобой не наговоришь! — махнул рукой муж.
— Лучше пойди быкам сена подбрось! Телкам пойло приготовь, а говорить ночью будем…
— Так ведь уже полночь на дворе, — проворчал Хабир. Но тут постучала в окно кухни соседка:
— Айдате мыться! Баня жаркая, воды много. Мы все искупались. Айдате!
— Сейчас, сейчас! — заторопилась Нагина.
Утром нашли ее в бане недвижимой, на полу валялся веник… Вызвали милицию.
На похороны приехали сын и дочь. Стали искать паспорт умершей и случайно в старом шерстяном носке обнаружили двадцать три сберегательные книжки на тридцать одну тысячу рублей.
У сына язык отнялся: откуда такие деньги? У матери, бывало, копейки не выпросишь. Всегда только и говорила: «Не обижайся, сынок, денег нет. Большой расход на скотину. Одного хлеба — шесть булок в день».
Забыв про похороны, наследники кинулись в сберкассы, где им сказали, что около девятнадцати тысяч завещано дочери, семь с половиной тысяч сыну, а срочные вклады не завещаны никому.
Похоронили Нагину по-мусульмански, без гроба на деревенском кладбище за шестнадцать километров от дома, где когда-то были захоронены ее родители.
На третий день справили скромные поминки. На седьмой помянули усопшую добрым словом: о покойниках плохо не говорят. И начали думать, как разделить наследство.
— Мне от вас ничего не надо. Возьму только девятнадцать тысяч, которые мать мне завещала, — сказала Танзиля.
— А мне завещанного мало. Я с семьей перейду в дом. Отец пусть низ займет, а я с семьей буду жить наверху. Нас трое — он один, — заявил сын.
— Ишь, как хорошо! А отец горб гнул всю жизнь, ему шиш с маслом!
— Тебя же никто из дома не гонит, папа! Бери еще двух коров, двух быков, двух телочек, ковры и все остальное имущество, — рассудила дочь.
— Вам, значит, деньжища, а мне разный шурум-бурум! — возмутился Хабир.
Получив завещанные вклады, уехала Танзиля из родительского дома, не простившись ни с братом, ни с отцом.
Потерял сон Хабир. Что делать? С досады даже напился.
Обидно Хабиру, что жена так с ним поступила. Жили душа в душу. Ни словом, ни делом ее не обижал никогда. А теперь сын хуже врага стал, да и дочь хлопнула дверью и была такова.
Думал-думал и решил, что без суда их спор никто не решит. Подал он исковое заявление в народный суд. На уплату госпошлины пришлось продать корову. Написал он так:
