— Жмот! Не мог на такси приехать.
Тогда они еще на очереди стояли за машиной «Москвич».
Прошло шесть лет. Он вернулся домой. Глазам не поверил, какой в Челябинске выстроен вокзал, Дворец спорта, бассейн. А рядом с их полуразвалившимся домом стоял девятиэтажный. Еще незаселенный, но готовый встретить жильцов.
— Такой город стал, что и уезжать жалко! — вздохнул Сергей.
— Что ты, Сереженька, куда же мы поедем отсюда! — запричитала мать, гладя седую голову сына. — Здесь могила отца, да и с завода уже два раза приходили, о тебе спрашивали. Говорят, возьмут тебя снова в конструкторский отдел, только пониже должность дадут. Да уж, бог с ними, лишь бы взяли… И дом наш снесут, а квартиру мне обещали в этом доме. Только вот я не соглашаюсь на девятый этаж, хоть и лифт будет работать. С такой-то высоты голова закружится в окно смотреть. Привычная я к земле.
— А как в глаза людям смотреть буду? Вдруг встречу дочь?
— Ну, что теперь-то об этом думать? Раньше надо было. Машину ты сватам отдал, алименты с тебя все эти годы взыскивали…
— Эх, мама, разве в этом дело? А ты дочку-то видела? Большая, наверно, стала, в третьем классе…
— В четвертом уже. Когда выборы были, я в ее школу заходила, с учительницей разговаривала. Ничего, говорит, хорошая девочка растет. Думает, что дед с бабкой — родители.
— Я ей каждый праздник открытку посылал. Только не подписывался никак. Больше всего на свете боюсь разговора с ней. Что могу сказать? Если узнает, то с ненавистью будет смотреть… Хоть бы одним глазком на нее взглянуть, только чтобы она не знала.
…Давно переехали они на девятый этаж. Давно работает он на другом заводе. А нет-нет, его можно встретить возле школы. Зайти не решается. Раздался звонок. Замерло сердце. Выскочили мальчишки с портфелями. За ними девочки с косичками, с бантиками, а среди них, наверно, и она, Ниночка. Если б она была похожа на мать, он бы сразу узнал. Мать-то красивая была, черноглазая, брови — вразлет. А ведь когда он Ниночку еще на руках носил, все говорили: «Вылитая отец — дочка!»
После допроса Юрия отвезли в следственный изолятор. Объяснили правила режима: это нельзя, этого тоже нельзя… Его душили слезы. Дожил! Такого унижения он никогда не испытывал.
Отец, капитан дальнего плавания, твердил ему: «Главное — фамильную честь высоко неси! Никому не давай ее пачкать!»
Ему вдруг вспомнился их дом в приморском городе, уютная четырехкомнатная квартира. Вся стена его комнаты была увешана грамотами — за учебу, за спорт. Семнадцать штук — в одинаковых изящных рамочках, а в центре — Почетная грамота за первое место в конкурсе. За эту награду отец привез ему из Японии магнитофон и фотоаппарат. Преподнес неожиданно для всех в день Юриного семнадцатилетия, когда гости сели за стол. Только мать все испортила. С грустной улыбкой покачала головой:
