Когда Епифанова судили за нанесение тяжких телесных повреждений, потерпевший признал, что ссору затеял он. Ответчика приговорили к четырем годам лишения свободы, а вскоре после амнистии его, как награжденного медалью «За боевые заслуги», освободили из-под стражи.
Но покоя в семье так и не наступило. Теперь уже Матвей стал утверждать, что он спас тестя, приняв в суде вину на себя. Иначе, мол, пришлось бы вновь отправиться старику в места отдаленные. Отношения между тестем и зятем все больше обострялись. И однажды Епифанов снова набросился на Матвея.
…Суд, уже областной, определил убийце суровую меру наказания. На этот раз на свидание к осужденному дочь не пришла.
Недалеко от вокзала затерялся маленький домишко. Стоит он где-то в конце двора. Ставни дома глухо закрыты не только от людского глаза, но даже от солнечных лучей.
Вот уже, пожалуй, года два не видели соседи раскрытых окон, не слышали песен Юльки. А ведь, бывало, с утра до ночи как колокольчик звенел голос девчонки. Звенел, переливался — и вдруг замолк.
Где ты, Юлька? Почему не слышно твоих веселых песен? Кажется, совсем недавно вбегала ты в калитку и, прыгая на одной ножке, кричала:
— А у меня пятерка, а у меня опять пятерка!
И щеки горели, и в глазах прыгали бесенята.
А отец выходил тебе навстречу сияющий. Всем казалось, что в такие минуты он даже ростом становился выше.
И ты, Юлька, захлебываясь, рассказывала ему, как отвечала урок и как учитель при всем классе сказал:
— Молодец, Юля, умница!
— Умница ты моя, — хвалил в тот вечер тебя и отец.
Когда это было? В последний или предпоследний день? Нет! Я не буду спрашивать Юльку об этом. Какая разница, в какой день это случилось. А у девчонки опять слезой заволокутся глаза, опустятся плечи и задрожат губы.
Не надо, Юлька! Я ни о чем не спрошу тебя, девочка, и не назову твоей фамилии. Мне не хочется, чтобы ты снова уставилась большими глазами в одну точку и, закусив губу, неподвижно сидела, думая о чем-то далеком-далеком. Может, даже о том, как в первый раз тебя одели в школьную форму и вплели белые капроновые бантики. Помнишь? Ты одну косичку дала заплести маме, а другую — отцу и уверяла всех, что папин бантик совсем не хуже маминого.
Из школы ты шла счастливая между родителями и, размахивая портфелем, уверяла, что в вашем классе самая лучшая учительница.
В тот вечер сестра отца, твоя любимая тетя, даже руками всплеснула, а потом вынула из старого альбома фотографию, где она в твоем возрасте была, как две капли воды, похожа на тебя. А когда ты, Юлька, шла по улице с ней, то очень гордилась, что все считали тебя ее дочкой.
