Под понимающими взглядами Мансура, Смирнова и Волкова и насмешливым Пашки, окликаю Николаенко. Она разворачивается, Одинцова глядит на меня с любопытством, Аня — со спокойным ожиданием.
— Даш мне нужно с твоей подругой поговорить. Ты не могла бы оставить нас вдвоем на минутку?
Одинцова с готовностью кивает, отходит на несколько шагов и замирает в ожидании.
— Что ты хотел Шелестов? — Николаенко вопросительно смотрит на меня. Надо быстрее приступать к разговору, чтобы не утонуть в этих зеленых омутах.
— Ань, Быков больше не будет тебя беспокоить. Он все понял и искренне раскаялся в своих поступках, — чувствую переизбыток пафоса и нотки фальши в своем голосе и мысленно морщусь.
Ну а что ей говорить? Я сломал Быку и его товарищу ноги, нанес тяжкие телесные повреждения и пообещал слить информацию о проделках уродов в милицию» и зловеще захохотать, как киношный злодей. К такому сюрреализму она точно не готова.
— Да что ты? Прямо так и раскаялся? — в зеленых глазах мелькают веселые искорки, — Шелестов, я похожа на дуру?
— Аня, я правду говорю. Мы с ним пообщались, и он осознал свою неправоту. Он тебя донимать не будет. Можешь встречаться с кем угодно, когда захочешь, Антон больше никого не тронет.
— Ага, Быков раскаялся, залил слезами твою куртку, решил вступить в комсомол, и уезжает строить БАМ, — в голосе Николаенко явственно звучат издевательские нотки, — наверно, я действительно похожа на дурочку.
— Ладно. Это все что я хотел тебе сказать, — неловко переминаюсь с ноги на ногу, — сама увидишь. Я пошел. Меня ребята ждут. Пока.
Разворачиваюсь и иду к ожидающей меня компании.
— Шелестов, — окликает меня Аня.
Я поворачиваюсь.
— Знаешь, Леша, а ты сильно изменился, — девушка задумчиво рассматривает меня, — во всем причем. Ходишь с развернутыми плечами, прямая осанка. Я бы даже сказала, у тебя военная выправка. Не бегаешь, не кричишь и не носишься на переменах, как другие. Даже говоришь, смотришь и держишься по-другому. Знанием английского вообще всех нас поразил, а ведь раньше, и близко им так не владел. Такое впечатление, что это не ты, а кто-то другой, гораздо взрослее и умнее.
Чувствую, как начинают пламенеть уши. Это не Николаенко, а Шерлок Холмс в юбке. Надо заканчивать разговор и уходить, пока она меня совсем не расколола.
— Ань, все мы растем и меняемся. Я просто сильно повзрослел за это лето, много читал и думал, — сухо отвечаю девушке, — извини, мне пора.
— Пока Шелестов, — кивает Аня. Задумчивое выражение в её глазах никуда не исчезает. Наоборот, оно усиливается, — до завтра.
