Некоторые даже начинают объяснять его какими-то якобы особенностями русского народа – будто бы врожденной ксенофобией, «общинным сознанием» и т. д.
На самом деле все намного проще. У каждого отдельного нацмена может быть очень мало денег и совсем никакой власти, но обыватель все равно его боится, так как видит за ним тень всесильной диаспоры.
В принципе, «диаспора» – мудреное слово, им козыряют в основном на националистических форумах «продвинутые» обыватели, стоящие на грани превращения в «пехоту» националистических движений. Средний обыватель менее образован, слова «диаспора» может вообще не знать, однако общий смысл термина чувствует, что называется, печенкой. В простонародном понимании та же самая идея «диаспоры» может заключаться в одной фразе: «они там все заодно».
То есть в представлении обывателя отдельно взятый нацмен может ничего собой не представлять, однако за каждым из них стоит некая могущественная организация из его соплеменников. И вот эти самые объединенные соплеменники всегда готовы предоставить нацмену поддержку и вытащить его из любых неприятностей, в особенности – если эти неприятности вызваны конфликтом с бесправным, беззащитным и никому не нужным российским обывателем.
Интересно, что не только у рядовых обывателей, но и у «продвинутых», и даже у их вождей из числа «идейных националистов» представления о диаспоре довольно размытые. Мало кто представляет себе, как эта организация (организации) функционирует (-ют), кто там у них главный, есть ли у них штаб-квартира, каким образом принимаются решения и т. д. По сути, националистам о диаспорах известно лишь то, что диаспоры есть, – и этого знания достаточно. Лишняя таинственность и недосказанность здесь только создают дополнительный ореол страха – поскольку все не до конца понятное пугает.
В любом случае и самому простому обывателю понятно, что таинственные диаспоры могут «скинуться» и решить для своих нацменов любые проблемы. В сознании «постсовка» диаспора, в зависимости от ситуации, может выступить как Бизнесменом, так и Чиновником – то есть либо подкупить властей предержащих, либо решить все свои проблемы через «своих людей» во властных структурах.
В представлении наших обывателей о «всемогущих диаспорах» как нигде видна невротическая составляющая. Дело в том, что постсоветский обыватель в социуме не просто одинок – он чувствует себя брошенным.
И это не универсальное, неоднократно описанное выдающимися философами Запада «экзистенциальное одиночество», присущее человеку во все времена и во всех странах. Мы здесь говорим об одиночестве социальном или даже, точнее сказать, политическом. Обыватель «постсовка» предоставлен самому себе: местное самоуправление в российской структуре власти является фикцией, политическая активность, не связанная с обслуживанием местных органов власти, придушена по максимуму, всякого рода самодеятельные общественные организации, клубы по интересам, советы жильцов, советы родителей и т. д. – находятся в зачаточном или уже сразу в предсмертном состоянии.
