Характерно, что российских жителей совсем не смущают улицы родных городов, названные именами террористов и палачей – но лишь в том случае, если они «красные». До сих пор в огромном количестве городов есть улицы Урицкого и Каляева, но ни в одном, насколько мне известно, имени Каннегисера[40] (человека, застрелившего Моисея Соломоновича) или там Фанни Каплан[41], стрелявшей и вовсе в самого вождя мирового пролетариата. Хотя – почему? Может, потому, что она промахнулась?
Даже там, где какие-то переименования улиц прошли, они, как правило, носят половинчатый, робкий характер. Порой «половинчатый» в буквальном смысле. В Хабаровске одной из старейших улиц в центре города в 1992 году вернули название «улица Муравьева-Амурского», в честь первого губернатора Восточной Сибири, который, собственно, и заложил город. При большевиках эта улица носила имя Карла Маркса. Так вот, переименована была только часть улицы – на переименование всей у реформаторов из горсовета в 1992 году, очевидно, не хватило сил. Поэтому «Муравьева-Амурского» в Хабаровске и по сей день доходит только до площади Ленина (!), а от него продолжается уже все та же ул. Карла Маркса – вот только нумерация домов на Маркса начинается сразу с дома № 35…
В чем же дело? Ответ можно поискать, изучив драматичную эпопею с попытками переименования города Кирова и Кировской области. Как известно, в 90-е годы на этот счет в области проводилось аж два референдума – то есть не в «нулевые», когда результаты любого «волеизъявления» были известны заранее, а тогда, когда в подсчете голосов была хоть какая-то интрига. И оба раза народ бестрепетно отверг поползновения стереть с карты имя большевистского наркома.
Я был в Кирове в начале «нулевых» и спросил одного местного жителя, почему так? Неужели так сильны коммунистические настроения? Застенчиво улыбаясь, мужичок мне ответил, что дело не в этом. «Просто смотри, как я сейчас говорю: я из Кирова! – мужичок подчеркнул раскатистое «р». – Звучит! Солидно! А скажу вот – «я из Вятки», и как на меня посмотрят? Это ж сразу все решат, что это какая-то глухомань, отсталость… Фу, Вятка! Это ж XIX век!»
В этом, между прочим, возможно, и заключается основная причина глухого, но эффективного сопротивления россиян всем попыткам стереть с карты одиозные имена коммунистических деятелей.
Энтузиасты переименований понимают дело просто: надо, мол, вернуть топонимам их старые, «подлинные», то есть дореволюционные, имена.
