— Нет… нет…
— В Бытие описано творение как идея. Но кто тебе сказал, что день Бога, и день просто человека одинаков?
— Я… я не знаю… — покачал священник головой.
— Вот я и говорю – не надо морочить себе головы. ВАМ это знать – не надо.
— Я понимаю, — осторожно сказала Кассия, подозрительно смотря на сына.
— Записи – сжечь. А мне немедленно нужно приготовить баню и убраться там, — махнул он через плечо на комнату из которой вышел. — Может и крестик найдется.
Крестик нашелся. Очень странно нашелся. Вот не было ничего на полу. И вот он появился. Словно тот, кто пытался украсть его – передумал.
Ярослав же, попарился, подышал свежим воздухом, покушал плотно и пошел спать. Но уже нормально. И в другой комнате. Строго-настрого запретив жечь в его помещении всякие лампады и свечи.
Хорошо помылся. С мылом. Не ароматным, а считай хозяйственным. Но все равно – было очень приятно до скрипа отдраить буквально пропитанное потом и жировыми выделениями тело.
Мыло… бумага… Совершенно ведь не типичные для эпохи артефакты. Но они имелись у Ярослава под рукой, пусть и едва ли не в штучном объеме. Ради чего рядом с Гнездом имелись небольшие «островки» маленьких приспособлений для выделки того или иного продукта.
Например, он построил довольно крупную керамическую печь для пережигания лиственных пород древесины без доступа воздуха. Из нее он получал древесный уголь, древесный спирт и деготь. В другой подобной печи он пережигал хвойные породы.
При этом с древесины лиственных пород бралось лыко, из которой делалась бумага. Зола тоже не выбрасывалась. Из нее в большом керамическом чане выпаривали карбонат – натриевый и калиевый, разделяя их по принципу гигроскопичности.[19] Важнейшее сырье!
А чуть дальше, в маленькой керамической печке, считай перегонном кубе, из березового дегтя отгонялись самые легкие фракцией, которые после осаждения оказывались неплохим антисептиком – карболовым маслом. При этом деготь, после такой выгонки своих качеств практически не терял и отлично продавался. В другой небольшой керамической печи перегоняли смолу хвойных пород, получая скипидар и канифоль…
В общем – зачатки совершенно кустарной химической промышленности были налицо. Одна беда – Ярослав вспоминал все эти «игрушки» с огромным трудом. Не его профиль. Да и времени на эксперименты почти не было. Поэтому он толком развернуться и не мог. О чем сожалел, ведь продукты химической технологии в эти годы были если не на вес золота, то уж точно продавались не хуже хорошего металла…
