— Верно, — Пол энергично кивает. — «Ка чу». Я лежал в темноте, и, клянусь тебе, она звучала как наяву. Давненько я не слышал эту мелодию. — Дед переводит на меня вопросительный взгляд, а потом снова опускает глаза. — Видимо, я схожу с ума.
Тем вечером после ужина я спел для Пола пару народных песен. Он спросил, чему я научился в школе, но летние каникулы уже начались, и я не смог припомнить ровным счетом ничего из школьной программы, поэтому спел несколько песен, которым меня научила Лан. Я старался как мог, выводя мелодию любимой бабушкиной колыбельной. Изначально эту песню исполняла Хан Ли[20]. В ней поется о женщине, которая бродит по усыпанным трупами лесистым холмам и заглядывает в лицо умершим. В припеве она спрашивает: «Кто? Кто из вас моя сестра?»
Мам, ты помнишь, как Лан ни с того ни с сего заводила эту песню? Помнишь, как на дне рождения у моего друга Джуниора она опять запела ее, раскрасневшись, как говяжий стейк, всего от одного пива? Ты легонько потрясла бабушку за плечо и попросила замолчать, но она все пела, закрыв глаза и раскачиваясь из стороны в сторону. Какое счастье, что Джуниор и его родные не знают вьетнамского! Они решили, что у бабушки не все дома и она опять что-то бормочет. Но мы с тобой все слышали. Твой кусок ананасового торта так и остался нетронутым, зазвенели бокалы, а Лан все заваливала нас новыми трупами.
Посреди тарелок, перепачканных соусом от запеченных зити[21], я спел ту самую песню для Пола. Я допел, он похлопал мне, мы вымыли посуду. Я и забыл, что дедушка тоже знает вьетнамский — он кое-чему научился во время войны.
— Прости меня, — говорю я, глядя, как красный свет лампы тонет в дедушкиных глазах. — Все равно это глупая песня.
Снаружи ветер запутался в кленах; омытые листья забились о вагонку, которой были обшиты стены дома. «Дедушка, давай выпьем кофе или еще чего-нибудь».
— Давай. — Пол замирает, о чем-то задумывается, потом встает. — Только тапки надену. По утрам я всегда мерзну. Клянусь тебе, что-то со мной не так. Старею. Жар тела концентрируется в центре, и однажды ноги становятся холодными, как лед.
Он хочет рассмеяться, но вместо этого трет подбородок, поднимает руку, словно собирается ударить кого-то перед собой; раздается щелчок, лампа гаснет, и комната погружается в пурпурную тишину. Из тени слышится дедушкин голос:
— Я рад, что ты приехал, Волчонок.
— Почему его называют черным? — спросила ты несколькими неделями раньше. Мы были в Хартфорде, по телевизору показывали Тайгера Вудса. Прищурившись, ты посмотрела на белый мяч для гольфа на подставке-ти. — Мать у него из Тайваня, я видела ее лицо, а его называют черным. Тогда уж он должен быть наполовину желтым. — Ты сложила пополам упаковку «Доритос»
