Вера в благие намерения государственного советника Тиммеля давно развеялась. Кемпер слишком хорошо знал, что дружба бессильна там, где появляются такие мрачные часовые. Друзья могут уладить свои дела где-нибудь за рюмкой коньяку, слушая приглушенную музыку, раскуривая сигару. А когда тебя вызывают во дворец Правосудия, а потом загоняют в это таинственное пристанище неизвестного чужого полковника, ведут к нему через целый лабиринт, словно к мифическому полубыку на растерзание, то ты и должен ждать растерзания и ничего больше.
Наконец они дошли. Офицер отступил перед последней дверью их путешествия, пропустил Кемпера вперед. Кемпер, стараясь принять вид отчаянного смельчака, ступил в пещеру Минотавра, сделал несколько шагов, машинально оглянулся, не слыша за собою шагов офицера, но, наткнувшись взглядом на закрытую сзади дверь, вперил взгляд в человека, сидевшего в удобном кресле, далеко от рабочего стола, кашлянул, прочищая горло, спросил для уверенности:
- Полковник Хепси?
- Не имеет значения, - сказал тот женским голосом, и Кемпер только сейчас рассмотрел его смешно надутую физиономию, похожую на детский резиновый баллончик. Чтобы успокоиться хоть немного, он, по давней докторской привычке, попробовал мысленно поставить полковнику Хепси диагноз. Какие заболевания могли привести к такому вздутию физиономии? Но все латинские термины исчезли из памяти, Кемпер беспомощно пошевелил губами, стараясь припомнить хоть что-нибудь, не вспомнил ничего, растерянно остановился перед полковником, молча посмотрел на его бычьей крови румянец.
- Ну? - спросил тот.
- Меня прислал к вам…
- Знаю, - прервал полковник. - Ну и что?
Наглость этого типа превышала все слышанное и виденное когда-либо Кемпером. В нем снова стало нарастать угасшее было возмущение, он переступил с ноги на ногу, удивляясь, что американец даже не приглашает его сесть, хотя сам расселся в кресле еще удобнее.
- У меня было рекомендательное письмо, но его… - начал он.
- Знаю, - опять перебил тот, - все эти рекомендательные письма - для туалета, да и то ваша немецкая бумага слишком жестка для этого.
Полковник засмеялся. Смех был лающий, самоуверенный. Хепси наслаждался своим смехом, своим остроумием, более же всего - своею независимостью. Кемперу вдруг показалось, что вот он наконец встретил человека, который обладает совершенной независимостью, во всяком случае, в сравнении с ним, Кемпером. Не знал, что еще говорить полковнику.
