- Они не мои, они…
- Все равно… Только побыстрее…
- А как они думают перетранспортировать пана доктора через границу? - спросил Ярема, искавший, на ком сорв;ать свою злость. - Может, считают, что я опять понесу пана доктора на плечах, а они получат доллары?
- Все предусмотрено, все продумано. Они перевезут пана доктора на санках… Пока лежит снег, это так просто…
Куча мяса выскользнула из комнаты. Ярема закрыл дверь.
- Интересно знать, откуда пан доктор мог добыть деньги, да еще доллары? - криво усмехаясь, сказал он. - Если память мне не изменяет, я не заносил пана доктора ни в один банк по дороге от Советов.
- Профессия, - снисходительно глянул на него Кемпер, - всему причиной - моя профессия. Пан приор - с луга божий, земные- дела его не касаются, он живет в сферах чистых и высоких идей. А мы - материалисты. Врач всегда врач. Его не касается политика, его не интересует, какая власть господствует тут или там, для врача не существует социальных доктрин - он прекрасно обходится без социологии, его сфера - научные теории, что относится к жизни и смерти, недугам и здоровью, он всегда только врач, а если так, то всегда должен получить свой врачебный гонорар. Вот и все. А если принять во внимание неустойчивость государственных систем и временность правительств в наше время, то каждый порядочный врач должен позаботиться о том, чтобы получать гонорар надежнейшей валютой. Пока что такой валютой был и есть доллар…
- Но кто же вам платил? - воскликнул Ярема. - Ведь вы же…
- Вы хотите сказать, что я просто спасал собственную шкуру, а не служил врачом в ваших бандах? - фыркнул Кемпер. - Ошибаетесь, мой дорогой, глубоко ошибаетесь. Я везде - врач и только врач. Это моя форма существования с того времени, как я получил университетский диплом.
- И там? - одними глазами показал куда-то через плечо Ярема, намекая на нечто, известное прежде всего Кемперу, а потом уж и ему.
- И там, если хотите знать.
- А я считал, что в концлагере, - делая ударение на слово «концлагерь», жестко произнес Ярема, - вы служили фюреру.
- Бесплодная дискуссия, - устало зевнул Кемпер. - Чего нет, о том не стоит и говорить. У Гитлера, как у всех диктаторов, была самоубийственная мания. Он признавал либо «да», либо «нет». От своих генералов требовал либо победы, либо… самоубийства в случае Неудачи. Третьего пути никогда не видел и не представлял. Потому и сам кончил самоубийством. Но ведь это же совсем не означает, что рядом с ним должна была закончить свое существование и Германия. Я немец, и я остаюсь с Германий. То, что отошло, меня интересовать не может, мои мысли заняты новым. А что касается служения фюреру, то это уже совсем просто. Я не стал членом нацистской партии.
