(древесина, которая на ремонт замка летом прошлого года из верховий Днепра была сплавлено, лежит, брошенная, на отмели недалеко от берега, немалую ее часть по весне унесло паводковыми водами, а из оставшихся несколько плотов сосновых бревен от воды уже подгнили, а иное порастащено и пущено на дрова; староста был уведомлен о необходимости вытащить строевой лес на берег, но отговорился, что не имеет на это людей, но сообщил, что в прошлом году лесорубы и плотогоны, общей численностью в полторы тысячи человек, которые этот лес сплавляли, оставались в Каневе больше месяца, но дерева того не складировали по небрежности управителя Ишпана (?), который руководил ими —
О.К.). Данное обстоятельство, получившее свое закрепление в официальном документе ревизии, еще раз подтверждает наше замечание о полном небрежении князем Д.И. Вишневецким своих военно-административных обязанностей по должности старосты. Как мы уже писали выше, он считал, что для ведения наступательной партизанской войны тыловые фортификационные сооружения ему будут не нужны, а свои базы снабжения — Черкассы и Канев, он сможет защитить от татар в условиях маневренной обороны или за счет серии контрударов по отдельным отрядам степных кочевников — татар и ногаев.
Словом, Канев, как и Черкассы, в 1552 году назвать укрепленным городом можно было с исключительной натяжкой, однако деньги и строительные материалы на их полную реконструкцию князю Дмитрию Вишневецкому из королевской казны были выделены, но какова оказалась польза от этого ассигнования, ревизия ответить не смогла. И сам князь, по-видимому, тоже. Поэтому памятуя о еще недавнем уголовном преследовании за разграбление имущества крестьян королевы Боны Сфорци, вдовы Сигизмунда I Старого и матери Сигизмунда II Августа, князь Дмитрий, не дожидаясь «мести» — опалы и расправы, бежал в сторону турецких владений в Северном Причерноморье, чтобы там переждать следствие и дождаться прощения короля Польского и великого князя Литовского.
Приминительно к реалиям того времени подобные демарши вассалов по отношению к своим сюзеренам были если не повседневным, то вполне обычным делом. В ряду ренегатов князь Вишневецкий был далеко ни первым и не последним. Мы уже говорили о том, что один из его предшественников по должности старосты Черкасского и Каневского — пан Евстафий Дашкович уходил со службы великому князю Литовскому к московскому царю и возвращался обратно. Из Московии в Литву в середине XV века уходили даже Рюриковичи — князья Пронские, Новосильские, Белевские, Мосальские, а их потомки затем возвращались под руку московского царя. Современником князя был и самый известный в эпоху Средневековья российский ренегат — князь А.М. Курбский. Но все-таки князь Дмитрий Вишневецкий, кажется, превзошел их всех: в 1552 году он не просто был готов сменить сюзерена, но и, в случае необходимости, — даже вероисповедание, лишь бы избежать справедливого наказания и возмездия за грехи, которые в христианской традиции почитаются как смертные. И тот факт, что этого не произошло, стало не более чем счастливым для князя стечением обстоятельств, нежели актом его воли.
