Кстати, по настоятельному требованию Ленина, искровцы в Лондоне должны были жить коммуной — все вместе.
Для себя же он сделал исключение, объясняя это тем, что совершенно не способен жить в коммуне и не любит быть постоянно на людях. Заодно убедительно просил не надоедать ему и ограждать его от частых посещений.
Об этом, в частности, вспоминал Николай Алексеев, активный участник революционного движения того времени.
Дальше он продолжал:
«Владимир Ильич и Надежда вели в Лондоне жизнь довольно уединенную. Владимир Ильич еще до приезда в Лондон подробно изучил план его и удивлял меня, который мог считать себя до известной степени старожилом, уменьем выбирать кратчайший путь, когда нам приходилось куда-нибудь ходить вместе (пользоваться конкой или городской железной дорогой мы по возможности избегали по финансовым соображениям).
Хорошо зная еще до приезда в Лондон английский язык (что, кстати, если помните, отвергала Крупская — Б. О.-К.), Владимир Ильич решил в нем усовершенствоваться и с этой целью напечатал объявление (кажется, в еженедельнике «Атенеум»), что «русский доктор прав и его жена желают брать уроки английского языка в обмен на уроки русского». После этого объявления у Владимира Ильича и Надежды Константиновны появилось три учителя-ученика из англичан. Одним был некий мистер Реймент, почтенный старик, внешним обликом напоминавший Дарвина, служащий известной издательской фирмы «Джордж Белл и сыновья»; другим — конторский служащий Вильямс; третьим — рабочий Йонг. Кажется, этими лицами и ограничивался круг английских знакомств Владимира Ильича.
Время от времени он бывал у немецкого социал-демократа М. Бера, корреспондента с.-д. газет, впоследствии автора «Истории социализма в Англии» и других книг.
Джордж Реймент вспоминал впоследствии:
«На вид это был простоватый, нескладный, но добродушный человек. Он провел меня в свою комнату, усадил на старый, шатающийся стул и сказал на языке, который с большой натяжкой можно было назвать английским:
— Надеюсь, мы с вами подружимся.
Но подружиться, пожалуй мы с Лениным так и не смогли.
Ленин очень быстро запоминал новые, незнакомые ему слова, немного хуже усваивал грамматику, а вот с произношением у него было совсем плохо. Но стоило только сделать ему какое-нибудь замечание, как он начинал нервничать и бурчать:
— Черт знает, что за язык! Из всякого говна пона-придумывали правил, прости, Наденька.
Крупская — ужасно некрасивая, сутулая, выглядевшая на много старше своих лет женщина, впрочем, не без опасной хитринки в глазах, — сначала тоже пыталась усовершенствовать свою разговорную английскую речь, но убедившись, что эта работа для нее слишком изнурительная, вскоре бросила.
