И уже в то время Крупская слепо подражала Ленину во всем, истребляя из собственной души последние ростки сочувствия, искренности, благодарности…
О встречах с Лениным в Минусинске много лет спустя вспоминал Пантелеймон Лепешинский:
«В редкие дни по предворительному сговору вся наша ссыльная социал-демократическая братия собиралась в определенном пункте, чтобы совместно, в своей тесной товарищеской семье провести время.
Обыкновенно собирались в Минусинске, иногда же и в Шуше, у гостеприимного Ильича, а раза два или три — в селе Ермаковском, где проживали я с женой, семья Ванеевых, Сильвиных, Курнатовский, Панин.
Квартира, в которой скучивались сьездовцы, наполнялась шумом, гамом и веселым смехом. Все спешили наговориться, нахохотаться, наспориться. Ильич был наиболее подвижным, наиболее оживленным, наиболее жизнерадостным членом этого общества. У него за последние недели накопилось много вопросов, которые он хотел бы сделать предметом общего суждения. Не мало внимания нужно отдать последнему номеру «Рабочей мысли», где «молодые» договорились уже черт знает до каких геркулесовых столпов оппортунистических благоглупостей. Ну и «Антибернштейн» Каутского тоже не последний из источников для оживленной беседы. А тут еще это пресловутое неокантианство, о котором нужно основательно повести речь, особенно с Фридрихом Вильгельмовичем Ленгником, который не разбирался еще в этом ложном поветрии и готов был брать под свою защиту неокантианцев…
Одним словом, два-три дня, отведенные судьбою в лице минусинского исправника, для Владимира Ильича проходят как один счастливый час.
Но не все же дискутировать и без умолку говорить. Если это лето, то Владимир Ильич в компании с другими охотниками отправлялся на охоту. Если это зима, то очень кстати было бы погиганить на коньках по замерзшей реке, причем Ильич, отчаянный спортсмен, прекрасно бегал на коньках.
На почве выбора номеров для нашей вокальной программы у него частенько происходили споры со Старковым, который не прочь был бы поразнообразить программу. Ильич резко протестовал против измены нашим вокальным традициям и, чтобы прекратить дальнейшие споры, торопился затянуть:
Смело, товарищи, в ногу,
Духом окрепнем в борьбе…
И когда ему кажется, что остальные исполнители недостаточно темпераментно фразируют козырные места в песне, он с разгоревшимися глазами начинает энергично дирижировать, размахивая руками, нетерпеливо притопывать ногой и подчеркивать нравящиеся ему места напряжением своих голосовых средств, причем очень часто, к ужасу В. В. Старкова, с повышением какой-нибудь ответственной ноты на полтона, а не то и на целый тон:
