Марк Тимофеевич делился своими постоянными наблюдениями из жизни крестьян в Самарской губернии, где тогда уже резко проявлялась дифференциация крестьянства. В разговоре, помню, принимала участие и Анна Ильинична.
Из всей обстановки комнаты мне до сих пор помнится комплект «Русских ведомостей», которые висели на стене перед столиком. Владимир Ильич хранил все прочитанные газеты и отмечал номера, чем-либо заинтересовавшие его.
В то время Владимир Ильич сделал прекрасный перевод «Коммунистического манифеста» К. Маркса и Ф. Энгельса. Перевод этот в рукописи ходил по рукам, завезли мы его и в Сызрань. Здесь я отдал тетрадь знакомому учителю, который считался у начальства неблагонадежным. По какому-то делу этого учителя вызвали в Симбирск к директору народных училищ. Мать учителя испугалась, что нагрянут с обыском, и уничтожила тетрадь. Такова судьба этого перевода Ильича. Мне так совестно вспоминать об этом, так как я был отчасти виновником гибели прекрасного перевода».
Читая эти воспоминания, невольно начинаешь подозревать, что у их автора за спиной постоянно находился чей-то зоркий и внимательный глаз — настолько они осторожны и сдержанны в высказываниях.
Не смешно ли: из всей обстановки в комнате Ленина ему запомнился комплект «Русских ведомостей»!
Ну, а то, что перевод «Коммунистического манифеста» был прекрасным, Ерамасов нисколько не сомневается, конечно же.
Сохранились воспоминания о встречах в Самаре с Лениным и некоей Марии Голубевой:
«С Владимиром Ильичем Ульяновым я познакомилась осенью 1891 года в Самаре, куда я была выслана под гласный надзор полиции. По тогдашнему обычаю, у меня было несколько адресов к лицам, на которых я могла рассчитывать как на товарищей. В числе этих лиц был старший народник Николай Степанович Долгов. Он-то впервые мне и сообщил, что в Самаре живет семья Ульяновых. Об Александре Ульянове я, конечно, имела представление, но Долгов и всю семью Ульяновых изобразил в симпатичных для меня красках, причем сразу же выделил Владимира Ульянова как необыкновенного демократа (интересно, не забыл ли он сказать ей, что этот демократ от нежелательных гостей удирает через окно? — Б. О.-К.).
На мой вопрос, в чем заключается демократизм Владимира Ульянова, Долгов ответил: «Да так, во всем: и в одежде, и в обращении, и в разговорах, — ну, словом, во всем».
Помню простую обстановку квартиры Ульяновых, просторную столовую, где стоял рояль и большой стол, покрытый белой скатертью… Но даже среди этой простой обстановки Владимир Ильич выделялся своей простотой. Иначе как в, блузе или косоворотке я его тогда не видала. Обычный костюм его в то время — ситцевая синяя косоворотка, подпоясанная шнурком.
