— Золото? — спросил Ваня с любопытством. — Или бриллианты?
— Деньги.
— И много?
— Ну… Три тысячи.
Опалин присвистнул.
— Ого! Я слышал, за три тысячи можно кооперативную квартиру купить…
Агент покосился на него. В глазах Логинова мелькнули и погасли иронические огоньки.
— То-то и оно, что нельзя, Ваня. Потому как это не советские деньги были, а керенки.
Тут, надо сказать, Опалин изумился. Потому что в 1926 году керенки, то есть деньги бесславно канувшего в Лету Временного правительства, возглавляемого Керенским, не стоили даже бумаги, на которой были напечатаны. Ими можно было разве что растопить печь.
— Слушай, но если эти деньги сейчас ничего не стоят… — Юноша нахмурился. — Что же твой нэмпан так волновался? Почему предлагал тебе взятку, лишь бы ты его отпустил?
Логинов расхохотался.
— Видел бы ты его лицо, когда мы вытащили из кресла этот сверток! Керенки были завернуты в газету, — пояснил агент. — Сначала задержанный бормотал что-то вроде: "Оля меня никогда не простит… Один раз попросила об одолжении, и тут такое! Она меня убьет, и будет совершенно права!". А через минуту, когда мы развернули газету, предъявили ему эти бумажки и попросили объясниться, у него сделался такой вид, словно его вот-вот удар хватит. Но он отдышался, сел поудобнее, попросил папиросу, и его прорвало.
Тут Логинов выдержал театральную паузу, и Опалин заерзал на месте.
— Ну, ну, не томи! — не выдержал он.
— Короче, его фамилия оказалась Ушаков. Мать — баба хваткая, держала несколько палаток и торговала всем, чем только можно. Он считался ее компаньоном, но на самом деле заправляла всем она, а он только деньги тратил.
— Казино? Бега? — предположил Иван вдохновенно.
— Ты знаешь, нет, как ни странно. Вот рестораны он любил, вообще любил пыль в глаза пускать. Мать все его пилила, чтобы он невесту себе нашел, но как только в его жизни объявлялась очередная пассия, мать же и делала все, чтобы ее спровадить. В конце концов Ушакову это надоело, и он стал свои амурные дела от матери скрывать. Тем более что он наконец-то встретил девушку, в которую всерьез влюбился. Ее звали Олей, а ее отца Гладкова перевели сюда из Ленинграда. Назначили директором на протезную фабрику, — уточнил Логинов.
Здесь он снова прервался, на сей раз — для того, чтобы достать папиросы. И хотя Опалин курил (табак был в числе немногих вещей, которые он мог себе позволить), предложенную ему папиросу он отверг чуть ли не с раздражением. Агент поглядел на него, усмехнулся и чиркнул спичкой о стену. Откинувшись на спинку стула, он благодушно пускал дым.
