— Мне туда, — указала она в сторону главной улицы, улыбаясь той мягкой улыбкой, которая так украшала ее.
— А мне наоборот, — показал он в сторону площади, отпуская ее, хотя что-то никак не хотело расстаться с ней. — Спасибо вам за компанию!
— И вам…
Она так и не спросила, где и кем он работает. «Просто умная женщина, — решил Ушаков, — с такой приятно поговорить». Он вспомнил, что не успел предупредить Ершова о приезде Джима Робертса. А собственно, почему не успел? Это не поздно сделать и завтра. Позвонит секретарша и передаст.
Джим Робертс должен был прилететь в Бирюсинск еще утром, но промежуточный аэропорт был закрыт и ни один самолет из Москвы не прибыл. По той же причине никто не смог улететь на запад.
Два часа ожиданий ничего не дали Ершову. Он прошелся по скверу, отыскал свободную скамейку, достал, газету. Отсюда было прекрасно слышно все объявления диспетчера по радиоузлу. Ершов не сразу понял, что за барьером густых акаций, буквально в метре, спиною к нему сидели Мокеев и Головлев. Только прислушавшись, догадался, что оба летят в Москву. Он хотел подойти, скоротать вместе время, но разговор директора Гипробума и начальника стройки показался столь «производственным», что вряд ли его присутствие будет желательным.
— Весьма огорчен… Весьма, — говорил Мокеев. — Если бы я ничего не делал, а то ведь стараюсь, можно сказать, ночей не сплю.
— Но стружку будут снимать и с меня! Дожили до коллегии Госкомитета…
Ершов углубился в чтение, но громкий и раздраженный голос начальника стройки снова привлек к себе:
— Крупенину что? Давай и давай! Генерального плана города не имею, а деньги вгоняю. Потом доказывай, что ты не верблюд! Виноват будет стрелочник, а не ты, не Крупенин, не Ушаков…
— Весьма сожалею, весьма. Уверен, все можно уладить. Прокопий Лукич отругает, но он и поможет…
— Но ты до сих пор не дал мне чертежи на главный корпус завода. Институт и так запурхался, а ты кучу сторонних заказов набрал…
Ершов встал и направился к аэровокзалу. Ему не хотелось подслушивать чьи бы то ни было разговоры.
Через четверть часа он встретил Мокеева и Головлева возле книжного киоска. Худой высокий Мокеев в старомодном длинном плаще напоминал Дон-Кихота, только вместо копья держал огромный толстый портфель, похожий на банный баул. У Головлева под мышкой была тонкая синяя папка. Он чем-то напоминал кочевника-оленевода, обряженного в стеснивший его европейский костюм.
Ершов поздоровался.
— И вы летите? — спросил оживленно Мокеев, довольный тем, что есть возможность уйти от неприятного разговора с Головлевым.
