Видели ли вы рассвет на морозной зимней реке? Черные остовы деревьев, под ними — синий, нет, темно-синий снег, чуть дальше, совсем по границе замерзшей реки, — темно-вишневый тальник, каждая плеть которого отчетливо видна — снег там уже светлее, и странное это кружево неповторимо ломкостью своих очертаний. За деревьями, ничего не освещая, в морозной дымке-тумане огромным оранжевым диском тяжело висит солнце. Странный этот пейзаж — простор занесенной голубоватым снегом реки, не перемерзающей в самые жестокие, бывает и ниже минус 50 °C, морозы. Если совсем уже трудно сопротивляться ей увеличивающейся тяжести льда, вырывается на поверхность огромными дымящимися наледями. Темные мощные сопки не осветляются даже лежащим на них снегом, да и не задерживается он на отвесных их склонах. Незимние цвета, морозный туман, смягчающий очертания предметов, — все мощно, сильно, жестко. Навсегда.
Весной — треск ломающегося льда, торосы бугрятся по берегам, грохот, скрежет. В несколько дней очищается водная гладь. Надоело реке испытывать чью-то силу, показала свою. И совсем свободно теперь нести ей себя, приветствуя весну Покроются багульниковой нежно-сиреневой пеной сопки, бледно-розовая и бледно-зеленая дымка опустится за горизонт, и весело, ярко-вишневым цветом отметят весенний переход к зелени ивовые ветви по берегам. Но никакого запаха весенних цветов вы не почувствуете. Немного зимней прелью, немного горечью распускающихся почек пахнет весна у нас. А еще — свежей проточной водой, талым снегом. Даже июньская цветущая черемуха в поймах рек, только если подойдешь близко, немного порадует застенчиво скрываемым ароматом.
А летом покой. Сопки в саранках, ивняк гнется от малейшего дуновения ветра, покрытые галькой берега — след человека, пытающегося взять хоть немного богатства от этой красоты и уродующего ее из-за нескольких тонн золота. На сопках березы и ели уже не пугают своей мрачностью. И река, как дородная красавица, плывет, показывая себя и зная себе цену. Не видна со стороны ее силища, пока не вступишь в ее ледяной поток. Медленно кружит тебя этот танец, причастность к вечности почему-то высветляет душу, и никого нет вокруг, и трудно оторваться от этой красоты и вовсе невозможно уйти и забыть.
Осень начинается обилием грибов, и с берега видны иногда на сопках огромные шляпки ярко-оранжевых подосиновиков, среди берез — рябины, увешанные ягодами, и порой не столько собираешь грибы, сколько радуешься этому разбросанному богатству. Все яркое, броское, неповторимое — глаза жмурятся от счастья видеть все это. Гриб чага, черно-коричневый, корявый на березе, среди поваленных елей — огромный желтый груздь с мохнатой снизу светло-желтой шляпкой и лужицей в ней от вчерашнего дождя. Торопясь и проваливаясь по колено во мху, спускаешься к нему с самой вершины сопки и останавливаешься вдруг оттого, что нет ни мыслей, ни желания думать — так полно все, и все уже сказано, и нечего добавить. И стоишь, прислушиваясь к себе и не желая разрушать чувство единения.
