Каштаны и огромные ели тянулись из глубины расщелин в скалах. Это было место уединенное и дикое, полное мрачного величия. Солнце, уже вставшее, играло везде на глыбах серого гранита, покрытого мхом. Его алые лучи скользили через деревья, лишенные листвы. День обещал быть замечательным, что нередко случается в конце осени.
Фредерик положил свое ружье в каком-то подобии естественного грота, образованном глубокой впадиной, наполовину скрытой густым занавесом из плюща, проросшего в трещине наверху.
От этого места до так называемой дороги Коннетабля было около сорока шагов. Маркиз мог явиться только по этой дороге, где рос кустарник и притаился Фредерик. Отсюда, не будучи замеченным, он мог далеко просматривать дорогу.
Час, два, три уже протекли. Рауль де Пон-Бриллан не появлялся.
В своем лихорадочном нетерпении, не веря, не в силах подумать, что маркиз презрел его вызов, Фредерик счел возможным объяснить опоздание своего врага. Тот мог получить письмо только утром. Конечно, чтобы идти одному, ему нужно принять кое-какие меры предосторожности, может быть, он хочет дождаться конца ДНЯ.
Время тянулось медленно в таких терзаниях. Один раз Фредерик подумал о своей матери и об ее отчаянии, говоря себе, что, может быть, настанет час, когда он прекратит свое существование.
Это размышление на несколько минут пошатнуло мрачное намерение юноши, но скоро он сказал:
- Нет, лучше умереть. Моя смерть заставит мать пролить меньше слез, чем моя жизнь, - я вижу это по тем слезам, которые она уже пролила.
Пока он ожидал так появления маркиза, из замка Пон-Бриллан выехал в три часа дня экипаж. Он достиг перекрестка, к которому примыкала дорога из Коннетабля. Недалеко от нее, как мы сказали, находилась скала Гранд-Сир.
Этот экипаж, широкий и низкий, в который были запряжены две великолепные лошади, остановился у столба перекрестка. Два высоких лакея спрыгнули сзади, и один из них отворил дверцу коляски, откуда весьма быстро спустилась, несмотря на свои восемьдесят восемь лет, вдовствующая маркиза де Пон-Бриллан. За ней следовала другая женщина, казалось, не менее преклонного возраста.
Другой лакей, взяв складной стул, которым часто пользуются люди больные или старые, приготовился следовать за двумя старухами, но маркиза остановила его чистым и немного дребезжащим голосом:
- Останьтесь у коляски, мой друг, и ждите меня здесь. А стул отдайте Зербинетте.
Лакей поклонился, вручил складной стул компаньонке вдовы, и обе они пошли по дороге Коннетабля, покрытой ковром из мха и травы.
