То, что еще недавно очаровывало его, предстало теперь в темном свете. Грустный и холодный туман сгустился мало-помалу над его радостным горизонтом, над будущим его молодых лет, бывших до этого столь счастливыми.
Это вторжение зависти в сердце Фредерика показалось бы, возможно, странным тому, кто хорошо знал прошлое юноши. И однако это заметное отклонение было объяснимо.
Сын мадам Бастьен воспитывался в скромной обстановке, почти бедности, но изысканный такт и чутье молодой матери позволили придать окружающей его простоте характер редкой элегантности. Благодаря этому тысячи «ничто» вместе были прелестны.
Так, несколько ветвей вереска, перемешанных с полевыми цветами, подобранными со вкусом, могли образовать превосходное украшение. Но благодатная рука, которая так хорошо разбиралась в сельской флоре - могла ли она проявить меньше искусства в составлении букета как редкого, так и великолепного? Конечно, нет!
Ощущение элегантности и красоты, развивающееся, утонченное воспитанием, привычками, искусствами, заставляло Фредерика восхищаться и ценить чудеса замка Пон-Бриллан больше, чем кого-либо другого, и непременно завидовать им, пропорционально желанию, которое они у него вызывали.
Если бы Фредерик жил в грубой среде, окруженный отталкивающими предметами, он привык бы к вульгарности; был бы больше изумлен, чем очарован сокровищами замка, и они не внушили бы ему зависти, потому что он не знал бы ничего о радостях, которые они могли доставлять.
Наконец, по воспитанию, благородству, уму, манерам, может быть, даже по красоте и осанке Фредерик чувствовал себя ровней молодому маркизу, но не по происхождению и богатству, и поэтому он завидовал преимуществам, которые тому предоставил случай.
. Мадам Бастьен, все время занимавшаяся своим сыном, мало-помалу заметила перемену, происшедшую с ним… и проявляющуюся в частых приступах меланхолии. Скромный коттедж не оглашался, как прежде, раскатами громкого смеха, столь оживленного и шумного, к которому радостно присоединялась всегда молодая мать.
Закончив урок, Фредерик взял книгу и долгое время читал для своего развлечения. Но мадам Бастьен замечала не один раз, что ее сын, подперев голову рукой, оставался в таком положении с четверть часа, и глаза его были прикованы все к одной и той же странице.
Тогда в своем возрастающем беспокойстве мадам Бастьен сказала своему сыну:
- Дитя мое, я вижу тебя грустным, озабоченным, молчаливым. Ты больше не веселишься, как раньше…
