«Мало кто знает, что 15 июля 1975 года „Союз-19“ мог и не подняться на орбиту. В связи с установкой новых приборов вес корабля значительно вырос. За три месяца до полета расчеты показали, что необходимо увеличить количество заправляемого в баки топлива.
Баки для жидкого кислорода позволяли решить проблему, а баки для керосина – только в том случае, если керосин охладить до +8 градусов. В июле на Байконуре температура в тени достигает 34–38 градусов. Железнодорожные цистерны с керосином стояли под открытым небом.
За три месяца промышленность была не в состоянии спроектировать и построить необходимый охладитель. Поэтому командование космодрома поставило задачу охладить 180 тонн керосина (три цистерны). В течение двух недель охладитель (теплообменник, охлаждаемый жидким азотом. – А. П.) изготовили. В итоге керосин на старт подали с температурой +6 °C., заправили топливные баки ракеты-носителя, т. е. задача была выполнена с солидным запасом, который составлял +2 °C».
«За три месяца до полета»! То есть в апреле 75-го (точную дату приказа В. Ф. Попов не указывает) начальнику космодрома сообщили о превышении массы корабля и поставили задачу на охлаждение керосина.
Автор получил интересное письмо от читателя:
«Как это могло получиться, что всего лишь за три месяца до старта стало известно о превышении расчетной массы? Такие расчеты делают гораздо, гораздо раньше, когда еще проектировали и испытывали ВСЕ новые узлы корабля „Союз-М“. Под видом неожиданного увеличения массы корабля организаторы специальной части ЭПАСа протаскивали американскую видеоаппаратуру. Потому и получилась такая накладка со сроком три месяца – в „последний момент“ оказалось превышение дополнительной массы только из-за американской видеоаппаратуры, не учтенной нигде в советской конструкторской документации. А изображать дело так, будто наши конструкторы посчитали вес „Союза-М“ окончательно лишь за три месяца до старта, – такого точно не бывает. Это я вам как конструктор говорю».
Если бы практика охлаждения керосина использовалась на Байконуре до июля 1975 года, то рассказ главного инженера Байконура В. Ф. Попова, звучащий как откровение некоей тайны, был бы по меньшей мере странен. А приказ космодрому срочно разрабатывать и изготавливать соответствующий охладитель был бы просто неуместен. Зачем нужно было разрабатывать охладитель, если бы операция охлаждения керосина применялась бы на Байконуре до 1975 года? Необходимый охладитель просто имелся бы на космодроме, что называется, под рукой.
