– Гостевую?
– Скажи спасибо, что не селю тебя в конюшне! – рыкнула, обернувшись. Пожелав недомужу скорее проваливать на работу или куда угодно, поспешила к себе, психовать и одеваться.
Психовала долго, как и одевалась. Не было никакого желания снова встречаться с Грейстоком и уж тем более с ним разговаривать. Сразу после завтрака отправлюсь в город к мистеру Ришу. Побеседую с ним о законах и брачных татуировках. Жаль, Кэрролл с Одли наверняка доложат начальнику, куда меня сопровождали. А тот не идиот, сразу поймет, зачем я помчалась к семейному адвокату.
Ну что за утро такое гадкое!
Но это я погорячилась. Гадким по-настоящему оно стало часом позже, уже когда Грейсток укатил на работу. Услышала, как ворота снова распахнулись, пропуская очередного гостя. Вернее, гостью.
Я как раз заканчивала с прической, когда в спальню постучали и показавшаяся на пороге служанка, Энни, сделав книксен, сказала:
– Ваше сиятельство, в гостиной вас ожидает леди Делайла Грейсток. Просит уделить ей немного времени.
Глубоко вдохнув, досчитала до трех. Сейчас что-то будет… Я и Делайла в одной комнате – это даже хуже, чем я и Кристофер в одной постели.
– Скажи змее, сейчас спущусь, – с трудом улыбнулась девушке. Поняв, что только что сказала, поправилась: – Ее светлости, конечно же. Скажи, сейчас буду.
Даже разменяв шестой десяток, леди Делайла Грейсток оставалась примером для подражания. Истинная леди, аристократка в хорд знает каком поколении – вот кто не жалел времени на просиживание перед зеркалом. Ее внешний вид и манеры всегда оставались безупречными. Когда-то я даже мечтала быть на нее похожей. На эту высокую, стройную женщину с безукоризненным вкусом и всегда такой идеальной прической. В любое время дня, в любую погоду. Понятия не имею, как ей это удается.
Волосы у вдовствующей герцогини темные, как и у Кристофера, а вот глаза – холодные, льдисто-голубые. Когда была помладше, мне казалось, в них не хватает искры жизни. Как будто ее светлость была куклой на шарнирах. Или как вариант – фарфоровой статуэткой. Даже мелкие морщинки в уголках губ и глаз не делали ее живее.
Когда я вошла в гостиную, она стояла возле портрета моих родителей. Смотрела, не шевелясь и не сводя глаз, еще больше напоминая статую.
– Ваша светлость, – приветствовала я свою как бы свекровь. – Надеюсь, вам уже предложили чаю. Или, может, согласитесь со мной позавтракать?
Я и сама сейчас напоминала себе заведенную игрушку. Говорила то, что говорить совсем не хотелось, выказывая фальшивое радушие. А я терпеть не могу фальшь в людях. Особенно в себе.
