— Изюм!
— Орехи!
Начался мою любимый дружный срач, переходящий на оскорбления. В основном оскорбляли друг друга девушки. Самым громким заявлением из всех было то, когда одна сказала другой девушке, что та сосать не умеет. Та расплакалась и убежала.
Не, ну это было действительно грубо.
— Так, ладно, большинство кричало изюм. Значит будем делать глаза из изюма, — объявил я. — Теперь надо решить, делаем его круглым или человечком.
— Ты уверен, что это очень важно? — вот тут Эви уже конкретно подозревала что-то, буквально заглядывая мне в глаза.
— Ты мне не доверяешь?! — ужаснулся я. — Я тебе хоть раз врал или вводил в заблуждение?
— Когда мы путешествовали раньше, ещё до твоей кончины, ты сказал, что если засунуть в попу красный перетёртый перец, боль в животе пройдёт! Меня ещё никогда никто так жестоко не обманывал!
Видимо рефлекторно она схватилась за попу. Подумаешь, немного пожгло тебе…
— Это не считается. Здесь я просто прошу довериться мне.
— Ладно… но я слежу за тобой, — сказала она, как думала, с угрозой, но мне захотелось лишь её потискать.
— Ага-ага. Так вот, народ, какую форму выбираем?
Мы ещё полчаса выбирали, какую форму предпочесть и остановились всё-таки на круглой.
— Так, а теперь самое важно, делаем их сладкими или добавим немного соли, чтоб было по вкусу более пряным?
— Да какая разница! Ты же их не есть собрался! — воскликнула Эви. — Ты просто издеваешься!
— Нет, не издеваюсь, — невозмутимо ответил я. — Я просто хочу приготовить печенье.
— Печенье?
— Ну знаешь, его ещё едят с чаем.
— Погоди, а как же печенье-людоеды?
— Ну завтра уже, — кивнул я на солнце, которое начало заходить. — Ты со своей оргией нас конкретно затормозила, из-за чего мы не успеваем. А заниматься этим на ночь глядя я не хочу. Ещё упустим его, и оно сожрёт нас. Или же упустим что-то в его создании. Такими делами на ночь не занимаются, чтоб ты знала, Эви.
— Да ты просто издевался надо мной!
— А ты не спрашивала, маленькая извращенка. Я ещё Констанции расскажу, что ты тут учудила.
— Ты… ты не сделаешь этого! — слегка испугано сказала она тонким голоском.
Ага! Кому-то стыдно признаться Констанции в том, что она делает!
— Сдам за милую душу, — приложив руку к своему чёрному сердцу, пообещал я.
— Не смей! Что она обо мне подумает!
— А ещё я расскажу Клирии, как ты жидко обосралась со своей попыткой. Вот она будет сме…
— Нет! — она заткнула мне рот ладошками. — Поклянись, что не расскажешь никому это! Пожалуйста!
