— На беса ты не похож. Но, извини, и на ангела тоже. За душой моей пришел?
Кнут помотал головой, на этот раз недоуменно, но собеседник напрочь проигнорировал его реакцию.
— Что ж, начинай. Только учти, у твоих друзей ничего не вышло.
— Друзей?
— Друзей, — батюшка кивнул на продолжавших бесноваться зараженных.
— Каких друзей? — ни Димы, ни Ясеня, ни поселковых знакомых среди обращенных не было. Да и не могло быть.
— Твоих друзей, — в глазах священника плескалась сдобренная изрядной хитрецой насмешка.
— Нет у меня там друзей.
Уж чем, а умением уходить в глухую несознанку в разговоре со взрослыми в совершенстве владеет любой подросток. Тем более, если обвинения произносятся совсем уж безосновательные. Кнут приготовился к тому, что батюшка и дальше будет говорить странные вещи, но он неожиданно сник и горько вздохнул.
— На нет, и суда нет. Пойдем, отрок, поможешь мне. Заодно и посмотрим, кто ты таков.
Священник подошел к строению, на крыше которого только что сидел, и с усилием нажал на одно из окон. Раздался звонкий щелчок, створка открылась.
— С осени как сломано, — поделился с подоспевшим Кнутом, — Все руки не доходили мастера вызвать, починить. Поди–кась, пригодилось.
С удивительной для своих габаритов резвостью батюшка подпрыгнул, подтянулся на подоконник, перекинулся и подал руку. Втянул Кнута вовнутрь и снова посмотрел с хитрецой, словно все ждал от него чего–то и удивлялся, почему не мог дождаться. Хмыкнул удивленно, и, наконец, представился:
— Отцом Савелием меня зови.
Порылся на верхних полках огромного, во всю стену, стеллажа и достал моток пеньковой, в палец толщиной, веревки.
Кнут молча наблюдал за его действиями, и вдруг вспомнил то важное, что обязательно нужно говорить новичкам в этом мире.
— Отец Савелий, мне говорили, здесь нельзя своими именами называться. Надо прозвище придумать, иначе беда.
Настоятель посмотрел на юношу, как на блаженного.
— С чего бы это? Где это, здесь? И кто тебе подобное сказал?
В ответ на первые два вопроса Кнут мог только пожать плечами.
— Ясень.
И, предполагая расспросы, уточнил:
— Это человек, мой знакомый, очень хороший.
И добавил, подумав, что нужно сказать и это:
— Он умер.
— Не нужно мне никакое прозвище, — отмахнулся настоятель, — Савелием меня крестили, Савелием и буду. С чего бы мне от своего имени отказываться?
Священник будто бы задал вопрос, но слова его звучали окончательным приговором. И все–таки Кнут ответил:
— Так Ясень сказал. Меня Кнутом назвал и говорил, что надо забыть и прежнее имя, и прежнюю жизнь.
