Гарвардский Некромант | страница 33
Раньше на этом я бы и закончил обсуждение вопроса. Но наши эксперименты показали настоящий «эффект наблюдателя». Правда, он не имел отношения ни к квантовой механике, ни к эффекту убывания. Дело было не в наблюдении, а в смерти наблюдателя.
– Смерти? Вы говорите о гибели доктора Мэтьюса и его неопубликованной работе о дрозофилах?
– Да. Статья о дрозофилах долгое время пылилась. Ранее мы обнаружили, что после того как работа о гуманизированных жертвоприношениях выходила в свет, последующие попытки ее воспроизвести приводили к обратному эффекту. Если обнародовать и этот результат, эффект исчезал вовсе. Доктор Мэтьюс обнаружил продление жизни у мушек, но никто за пределами наших групп не знал об этом. Тем временем оставшиеся члены его команды повторили те же самые опыты. И у них получились эффекты, противоположные тем, что были в неопубликованной работе.
– И вы заключили, что инверсия случается, даже если статья не опубликована.
– Или, возможно, инверсии не имеют никакого отношения к публикации результатов. Возможно, закономерность оказалась ложной. Или…
– Или что?
– Или инверсия как-то связана со смертью доктора Мэтьюса – эта идея пришла в голову Мэри. Что, если число живых людей, знающих о результате исследования, не имеет значения? В конце концов, нам неоднократно удавалось воспроизводить собственные работы. Что, если ключевой фактор – смерть человека, знающего о результатах? В случае с дрозофилами у нас имелся «мертвый свидетель», как выразилась Мэри.
Этот простой логический вывод напомнил мне один из мысленных экспериментов Галилея. Со времен Аристотеля считалось, что ускорение падающего объекта зависит от его веса, но итальянец понимал: без трения воздуха все падающие тела будут иметь одинаковое постоянное ускорение, не зависящее от их тяжести. В качестве одного из аргументов он предлагал представить шар, разрезанный пополам. Изменится ли ускорение падения половин шара? Что, если мы соединим половины тоненькой нитью, чтобы они снова стали целым объектом? Будет ли длина нити иметь значение? А если мы сократим длину нити до нуля? Единственный способ получить осмысленную картину мира – предположить, что ускорение падения половины мяча такое же, как у целого. Поэтому Аристотель был неправ. Так и о наших опытах можно рассуждать подобным образом: допустим, о результатах эксперимента узнало не десять человек, а десять тысяч? Почему что-то должно измениться?
– Соглашусь с вами, что знать результаты экспериментов недостаточно, чтобы изменить их. Но идея о «мертвых свидетелях» безумна!
 
                        
                     
                        
                     
                        
                     
                        
                     
                        
                     
                        
                    