Шмидта, который, выслушав рапорт капитана, приказал начать работы по перегрузке: еще рисунок на нем изображено переодевание научных работников, которые становятся грузчиками; на следующем рисунке бегущие по палубе грузчики; радист Кренкель, упавший под тяжелым мешком; момент перекура; снова грузчики с мешками. Подобным же образом целая серия рков была посвящена заключительным эпизодам вы«Сибирякова» изо льдов. Такое, идущее еще с детлет и первых театральных зарисовок, стремление построениям обнаруживает в Канторовиче писательские задатки, которые вскоре проявились.
После трехмесячного плавания по Северному морскому пути, а затем водам Тихого океана израненный льдами «Сибиряков» был отбуксирован в один из японских портов: предстоял ремонт. Так, неожиданно для себя, Л. Канторович вместе с командой корабля попал в Японию. Наблюдений и зарисовок хватило на книжку, в которой он впервые был не только автором рисунков, но и очерков, ярких и острых, отразивших впечатления прежде всего от встреч с художниками. «Пять японских художников» — так называлась книга. В ней выразительные портреты, психологические характеристики, свободные рассуждения и размышления. Очерки не равнозначны по глубине анализа, силе обобщения, но есть в них наблюдения, которые и сегодня звучат актуально. Конечно, автор-художник интересовался прежде всего тем, что представляют собой «основные элементы всей культуры современной Японии». Конечно, автор-путешественник стремился увидеть незнакомый мир, передать впечатления о далекой и близкой, соседней стране. Получились заметки живые, не банальные. Художник Канторович помогал рождению писателя. Без всяких скидок можно зать: и сейчас эта оригинальная работа, ставшая библиографической редкостью, будь она издана, ла бы читательское внимание.
В книге шесть очерков, в пяти из них — пять и социально-политических характеристик. Первая глава (очерк) — ключ ко всей книге. На ее открытии Л. Канторович нарисовал портрет старого учителя японского ка, художника и историка искусств. Всю жизнь он мечтал посвятить себя одному только искусству рисования ной тушью и акварельными красками на тонкой рисовой бумаге и но шелку. Но он беден, бедняком был всегда и потому не мог позволить себе заниматься любимым лом. Старый учитель много рассказывал русским гостям о великих художниках и каллиграфах. Среди прочих историй он вспомнил и одну, которой открывается книга. Это легенда о двух художниках, она определяет сюжетное построение всех очерков, связана с финалом всей работы. Художников звали Бунцо и Ай-Гай, они жили восемьсот лет назад... Это легенда о двух судьбах, о внешнем, поверхностном и о глубокой содержательности подлинного искусства, о том, наконец, что прижизненная известность еще не определяет истинную ценность художника.
