были клыки, шипы, панцирь, красные глаза… но лично я и после кепки все понял.
«Gelandewagen» дал в сторону, видимо, водитель тоже заметил монстрика… и в тот же миг чудище исчезло в боковом стекле внедорожника. Звон бьющегося стекла слился с визгом тормозов и грохотом врезающегося в автобусную остановку автомобиля. Несколько секунд мы как завороженные пялились на развороченный джип… Потом раздались выстрелы.
— Давайте домой пойдем, — сказал Игорь.
— Давай.
Крутые мужики из книг про зомби правы: интеллигентам позволено будет умереть не первыми только, чтобы нейроны их развитого мозга по достоинству оценили масштабы разыгрываемой трагедии.
— Сейчас?
Сразу после выстрелов мы дружно залегли.
— Бежим!
К этому моменту «Инга» с товарищем как раз высадили стекло и вырвались из магазина, что добавило нам прыти. К счастью, они были не слишком резвые — мы оторвались. Добежали до арки…
— Черт!
Трое! Трое зомбаков у нас на пути, а я еще крикнул! Они на нас поперли, а я колесо куда-то потерял!
— В обход надо! — крикнул Паха, пятясь. Он свою табуретку не потерял, но что толку?!
Я секунду медлил, потом прыгнул вперед и ударил подошвой в грудь ближайшего зомбака: прямым с «задней» ноги. Мертвяка отбросило, он ударился об стену и упал. За это время до меня успел добраться второй зомби. Я бы успел ударить с разворотом или коленом, но против зомби не рискнул. К тому же, этот мертвец… мертвечиха была чуть мельче двух других. Она перла вперед, выставив вперед руки, то есть была практически в идеальном положении для классического «люй — пхен». Говоря по — русски: «затянуть назад вверх — толкнуть вперед вверх». Получилось. Зомбячка не только хорошо полетела, но угодила прямиком в третьего мертвяка: низкорослого, но пухлого мужика. Тот не упал, но запнулся и запутался.
— Быстрей!
Мы пробежали арку, нырнули в подъезд. На лестнице Паха тыкал за каждый угол табуреткой. И хорошо, что в больше на нас не напали, потому что сомневаюсь, что это бы помогло. Ворвавшись в квартиру и заперев за собой, мы тремя неаккуратными кучами повалились на пол.
Взгрустнулось. Состояние было, как к концу второго дня похмелья: голова не болит, не тошнит, силы уже почти вернулись, но чувство бессмысленности происходящего заставляет оставаться на месте. Ощущаешь, что превращаешься в камень: безмолвный одинокий…
— Все-таки надо нажраться.
Самое время было ответить что-нибудь возмущенное и высокопарное: «Мы не должны сдаваться!» или «Дух Спартака не простил бы нам этого!», но… я промолчал. Нет, ну вы сами — то видели, что творится?!
