Моя плоть сладка | страница 11



Такси остановилось около небольшой виллы, выкрашенной желтой краской. Это была четырехугольная коробка, с одной стороны которой поднимался по скалам сад, а с другой – огромная стена, увитая диким виноградом. На арке ворот вывеска: «Пансион „Мэгги”. Все удобства». В саду, под полосатым зонтом, сидела пожилая пара немцев-туристов. Их стаканы с виши давно нагрелись. Около ворот возилась пекинская собачка. На вилле царила тишина. Соломенные шторы были опущены на всех окнах.

Изабель Кеннер поставила на тротуар свой чемоданчик и ждала, пока шофер отсчитает сдачу со ста песет, полученных ею от незнакомца. Такси уехало. Когда она перешагнула через пекинскую собачку, немцы взглянули на нее с интересом утомленных скукой постояльцев пансиона. Изабель кивнула им. Мужчина ответил, его жена отвернулась. Мужчина наблюдал, как Изабель прошла по дорожке, поставила чемоданчик около входной двери и позвонила. На пороге показалась женщина в красной хлопчатобумажной юбке, блузку ей заменяла белая косынка, завязанная на талии. Блондинка, отлично загоревшая, была очень хорошенькой и выглядела как девушка из кордебалета.

– Изабель! Что случилось? Самолет не полетел?

Потом, увидев лицо Изабель, она подошла к ней и положила ей на плечо свою пухлую ручку.

– Что случилось, милочка?

– Где Чак?

– Он получил какую-то телеграмму или еще что-то? Барней знает что. Эй, Барней!

На втором этаже открылось окно, и из него высунулся мужчина средних лет с огромным острым носом и тусклыми черными волосами, старательно зачесанными к темени, чтобы скрыть начинавшуюся лысину. Увидев девушку с чемоданчиком в руках, он быстро отскочил от окна.

– Подожди минутку, – сказал он.

Снова опустилась штора в окне, и на лестнице послышались его торопливые шаги. Изабель и блондинка вошли в холл. Мужчина спустился с лестницы – высокий, тяжелый, неряшливый, в белых, не слишком чистых брюках и желтой рубашке. Его босые ноги были грязными. Он грубо схватил руку Изабель своей волосатой рукой.

– Что случилось? – прошептал он. – Ты застала друга Чака в Париже?

– Да.

– Ну, и что же случилось?

– Ах, значит, и ты в этом участвуешь? – спросила она. – Хотя я должна была догадаться сама.

– Это не имеет значения, – сказал он. – Ты получила билет?

– Да. Но нужно быть сумасшедшим, чтобы подумать, что я соглашусь на бесплатный проезд в Штаты, подвергая себя риску попасть в тюрьму. Вот почему я вернулась. Я хочу отдать Чаку этот сверток.

От этих слов Барней Кохилл на какое-то мгновение застыл, словно его неожиданно ударили. Затем он почесал щеку, а после этого его рука в нерешительности застыла на шее сзади. В маленьких глазках сверкали злоба и страх.