И вот однажды моя преподавательница французского познакомила меня с «Кандидом» Вольтера. Простодушие главного героя тронуло меня. Он мог бы быть моим братом. Весь класс, уже охваченный цинизмом, смеялся над ним, полагая, что его место на скамейке запасных, но преподавательница говорила о нем сочувственно, и я впервые внимательно слушал.
Меня особенно прельщало то, что автор описывал одно, а на самом деле говорил о другом. Образ в образе. Как в музыке. Как в фотографии. Впервые я почувствовал, как выстроен текст. Как ноты, как линии, как цвета или звуки.
Буквы образовывали слова, которые соединялись с бесконечностью, чтобы вызвать эмоцию. Это было высшее искусство, первое из всех, подлинное и изначальное. Искусство в чистом виде, дворец, ключ от которого вручил мне Вольтер. Но у меня не было амбиции инвестировать в недвижимость, мне хватало одной маленькой комнаты.
Как и он, я стану говорить о себе через других. Уже на следующий день я решил написать рассказ. Пора было научиться избавляться от всего, мне надоело смотреть на коров, что паслись под моим окном. Я переместился в гиперпространство и оказался в 2350 году. Планета Земля уже не голубая, но серая. Атлантический океан накрыт бетонной заслонкой и служит помойкой. Мой герой здоров и глуп. Он чернорабочий на заводе, выполняет самую грязную работу, которую отказываются делать роботы. И однажды выигрывает в лото сказочное путешествие на несколько световых лет от Земли, в деревню миллиардеров. Сменив обстановку, мой герой становится умным. Его рудиментарные, простые, устаревшие представления придают ему силы в слишком изощренном, утратившем ценности мире. Это был Кандид в космосе. Надеюсь, он позабавил бы Вольтера. Моего героя звали Залтман Блерос, и он стал моим лучшим другом, тем, кому я все мог рассказать и кто говорил вместо меня.
* * *
Следующим летом я впервые уехал в клуб дайверов без отца. Я хотел получить диплом по дайвингу и провести сезон в качестве инструктора. Ради удовольствия погружаться, но также чтобы заработать немного карманных денег.
Банан принял меня, и я оказался в Санто Стефано. Управляющего туристской деревней звали Жан Бенсаид, но это имя ему не нравилось, и он просил называть его Бенсард. Достаточно было изменить одну букву в имени, чтобы сделать его счастливым. Тем лучше для него. Что до меня, то, по моим ощущениям, если изменить все буквы моего имени, это никак бы не сказалось на моем состоянии.
