Несносный ребенок | страница 129
В армии я не служил ничему и никому, в конце концов меня оставили в покое и дали заниматься единственным делом, которое меня интересовало: я уселся за письменный стол.
– 11 –
Был канун 18 марта, когда мне должно было исполниться двадцать лет. У меня была увольнительная на выходные, и я решил проведать маму и ее семью. Они по-прежнему жили в Сене-и-Марне, но переехали немного дальше, в еще более богатый дом. Дела у Франсуа шли хорошо. Это место называлось Пти-Париж, Маленький Париж.
На Лионский вокзал поезд, как обычно, опоздал, и я пропустил свою пересадку на Куломье на Восточном вокзале. Тогда я сел на 23-часовой поезд и доехал до Гретца. Мне оставалось преодолеть всего километров двадцать, чтобы добраться до места. Автостопом. Часовая стрелка миновала цифру 12, мне официально исполнилось двадцать лет, и, хотя я стоял с поднятым вверх большим пальцем вытянутой руки на обочине небольшой проселочной дороги, на моем лице играла широкая улыбка.
Передо мной остановился дальнобойщик. Он с трудом боролся со сном, и ему нужен был кто-то, с кем можно было поболтать. Я рассказал ему, как служу в армии, он рассказал, как служил в Алжире. Мой попутчик высадил меня на повороте. Мне оставалось пройти всего четыре километра вдоль замерзших свекольных полей. Было уже два часа ночи, и я понимал, что никто в такой час не поедет по этой дороге. Но мне было плевать, мне исполнилось двадцать, луна сияла, воздух был свеж, а свекольные поля покрыты снегом. Жизнь была прекрасна.
Около четырех утра я добрался наконец до дома. Первым поздравил меня с днем рождения Джерри. Я заварил себе чаю и смотрел, как светлеет небо, но усталость взяла свое, и я решил немного поспать. Через два часа я услышал, как во дворе завелся мотор машины. Я быстро оделся и спустился вниз. На кухне никого не было, но мама как раз вбежала с улицы, видимо, что-то забыла, уходя.
– Ах! Ты тут? Мы не хотели тебя будить. Мы уезжаем на юг. Собираемся подписать договор на покупку нового дома. Здорово, правда? Вернемся в воскресенье вечером. С днем рождения! – пробормотала она, разыскивая ключи.
В воскресенье вечером я как раз буду в поезде, но я не успел этого сказать, ей уже сигналил Франсуа. Мама исчезла, с едва заметной смущенной улыбкой. Я слышал, как заскрипели ворота и от дома, как всегда, на полной скорости отъехала машина. На столе лежала записка с поздравлением, которую я заметил издали. А рядом – худший из подарков: чек. Я предпочел бы цветок, яблоко, рисунок. Я предпочел бы все что угодно, только не чек. Я порвал его на тысячу клочков, даже не взглянув. У меня свело живот, а по щекам, без спроса, текли слезы.