Любителей было порядочно. Их было удобно считать не по головам, а по машинам — штук тридцать «восьмерок», «девяток», «пятерок», старых «опелей», «ауди» и «ниссанов» стояло у самого обрыва, под которым была узкая галечно-глинистая полоска и мелкий ладожский прибой. Двери некоторых машин были открыты. Взвизги, уханья, сипения и хрипы бешено выскакивали из приемников и магнитофонов, дружно смешивались в дробный громкий вой, объединявшийся в хмурой, но несомненной гармонии с пестревшей химическими цветами отбросов помойкой и отдыхавшими людьми.
Они ковырялись в моторах и багажниках своих машин, загорали на раскинутых одеялах, не смущаясь присутствием мусора, не замечая его, даже, наоборот, как бы приветствуя такое состояние окружения, потому что, допив или доев чего-нибудь, бросали упаковку так, чтобы только не наткнуться на нее, переворачиваясь с боку на бок. Многие полуголые тела хаотично и вяло двигались среди сосен, по полоске пляжа, в воде, махали руками, разговаривали, брызгались, меня это зрелище отнюдь не веселило, но я не позволил себе раздражиться: каждый отдыхает, как хочет, не нравится — уйди и не мешай добрым людям радоваться жизни.
Эти подошли, встревожили легкий флёр покоя и порядка, как может пароходик встревожить и раскачать тоненький полупрозрачный лед на черной поверхности холодной, смирившейся с зимой воды. Колыхания произвели действия. Невысокий, коротконогий, мускулистый мужчина в полуботинках, носках, плавках и синей несоветской кепке оторвался от двигателя вишневой «девятки», открыл переднюю левую дверь и сделал потише чьи-то сиплые вопли с неискренними жалобами на малую комфортабельность армейского быта. Он внимательно посмотрел на подходивших, достал из-под резинки плавок пачку «Беломора», вынул из нее зажигалку, папиросу и закурил, прислонившись к закрытой двери. Его жена, толстая баба с мягким мешочковидным животом, увидев движения мужа серыми глазами вывернутого назад розового лица, повернулась на другой бок, плюхнув животом по бледно-бордовому одеялу, и присоединилась к нему в рассматривании. Толстенькая девочка с двумя косичками перестала сыпать грязный песок в мокрую бутылку из-под фанты, встала, отряхнув облепленные песком и сосновыми иголками руки, подошла к папе и сунула палец в рот. Некоторые отдыхающие разнообразными сдержанными движениями участвовали в процедуре встречи, другие не заметили или не оценили подходивших. Потом шевеление затихло, но покой, порядок, гармония не вернулись, надо было ждать чего-то. Некоторые почувствовали опасность, одна машина взвыла, качнулась на выступившем из земли корявом корне и уехала.
