Она сделала паузу.
– «Отрекись на время
От райских благ»[60].
Она вздохнула.
– Наверное, так и есть. Но это ненадолго. Через какое-то время мы будем говорить по-другому: «Так, стало быть, опять пора смеяться!»[61]
Рен замолчала и сошла с подиума. На лицах некоторых студентов появились неуверенные, слабые улыбки, но никто из моих одногруппников не улыбнулся. Мы так сильно вцепились друг в друга, что уже не чувствовали рук. Мы смотрели на Рен, которая рухнула на скамью, заняв свое место между Стирлингами. Она сидела прямо лишь секунду, а затем ее плечи ссутулились. Дядя склонился над ней, осторожно обняв ее, и вскоре их спины так содрогались, что невозможно было утверждать, кто из них рыдает: мистер Стирлинг или Рен.
Миссис Стирлинг положила руку на локоть племянницы; на лице женщины была столь яростная боль, что казалось, она уже никогда не улыбнется снова.
Импровизированные поминки по Ричарду состоялись в «Голове зануды» – отчасти потому, что нам отчаянно хотелось выпить, отчасти потому, что никто из нас не хотел возвращаться в камеру Халсуорт-хауса. Наш обычный столик казался странно пустым без Ричарда или Рен – она и Стирлинги уже ехали в аэропорт. Студенты подходили к нам лишь для того, чтобы выразить соболезнования, произнести пару слов за нашего павшего товарища, опрокинуть стопку и снова уйти. Мы почти не разговаривали. Александр оплатил целую бутылку «Джонни Уокера», которая красовалась в центре стола; постепенно ее содержимое исчезало в наших глотках.
– Во сколько Камило придет забрать нас? – спросил Александр, прищурив покрасневшие глаза.
– Скоро, – ответила Филиппа. – У кого-нибудь есть рейс раньше девяти?
Мы синхронно покачали головами.
– Джеймс, ты во сколько прилетаешь? – Александр.
– В четыре утра. – Джеймс.
– Отец приедет забрать тебя к четырем? – Филиппа.
– Нет. Я возьму такси. – Джеймс.
– Александр, а ты вообще куда летишь? – Я.
– Останусь у сводного брата. Понятия не имею, где моя мать. – Александр.
– А ты? – спросила Филиппа у Мередит.
Та наклонила стаканчик, наблюдая, как капли скотча стекают по тающим кубикам льда.
– Мои родители сейчас в Монреале с Дэвидом и его женой, – устало объяснила Мередит, посмотрев на нас тусклыми глазами. – В квартире будем лишь я и Калеб… когда он придет после работы.
Я хотел накрыть рукой ее ладонь, чтобы хоть как-то успокоить ее, но не осмелился. У меня так сдавило грудь, что стало трудно дышать: потрясения и ужас последних дней стеснили мое сердце.
