— Ничего, что может угрожать твоей безопасности, — прямо глядя ей в глаза, ответил Энрике.
— То есть ты что-то знаешь о Люкресе, но не говоришь мне? Какого ширхаба, Энрике?! — Внутри нее бушевал ураган, и сдерживать его становилось все труднее и труднее.
— Я хотел бы рассказать тебе все, но не имею права. Я приносил присягу. Прости.
— Опять тайны! Опять «не спрашивай, Шу»! Дери вас всех!..
Она замерла на полуслове, осененная странной, неправдоподобной идеей. И взглянула-таки в «Резюме».
Там все было, как сказал Энрике. Но смысл был не в содержании. Смысл был в почерке. Именно этой рукой были написаны письма Люкреса. Не нужно было даже сравнивать почерк, хоть на зрительную память Шу и не жаловалась. От этих строчек пахло так же. Сосны, море, песок и оружейное масло. Запах ее безумной, невероятной, прекрасной любви. Запах, от которого хочется смеяться и плакать, летать и убивать.
Не вникая в содержание, все равно смысл слов ускользал, Шу просмотрела бумагу до конца. До подписи. И прочитала ее вслух:
— Полковник Дамиен Дюбрайн, — и продолжила, глядя Энрике в глаза: — Светлый шер второй категории, основная стихия разум. Вот кто делает за его высочество Люкреса черную работу, да? Какая потрясающая братская взаимовыручка! А когда Люкрес убьет моих родных, полковник так же будет подчищать за ним хвосты? Или эту черную работу тоже сделает сам?!
— Шу, остановись, прошу тебя! — Энрике шагнул к ней, распространяя волны паники. — Да подумай же ты головой! Шу!
— Пусть провалятся оба! Ненавижу! — выплюнула она, с ужасом понимая, что больше не держит щиты, что потоки силой выплескиваются из нее, что она сама становится силой, дикой и не рассуждающей… и ей уже почти не больно, ведь урагану не бывает больно…
— Олой-клыз, — послышалось сквозь вой ветра, — вспомни Олой-клыз!
Там же и тогда же, Каетано.
Кай не понял, при чем тут Олой-клыз и что сделал Энрике. Он увидел только, как сначала глаза Шуалейды засветились мертвенно-лиловым светом, пряди волос поднялись шипящими змеями, и она взлетела под потолок в вихре сине-черного пламени, и этот вихрь с пронзительным воем пополз во все стороны…
И как-то стало совершенно ясно, что остановить это Кай не сможет. Ни он, ни Энрике, ни Бален. Никто. Потому что его сестра исчезла, а вместо нее появилось это.
А потом Энрике сказал про Олой-клыз — и это замерло, вспыхнуло пронзительно-лиловым огнем и упало, как сломанная кукла.
Ни куда делся ураган, ни как он сам успел подбежать и поймать Шу у самого пола, Кай тоже не понял. Он действовал, не думая вообще — потому что думать было слишком страшно. Действовать — совсем другое дело.
