Стоило подумать о любопытных нахалах, как из кустов выскользнуло мохнатое нечто… и недоуменно ткнулось мордой в воздушный щит.
— Мр-ряф! — возмутилась Морковка, ткнулась в щит еще раз, чихнула и принялась сердито отплевываться.
— Кому-то надоело охранять тебя из кустов, — смеясь, прокомментировал светлый шер.
— Морковка хорошая, — вздохнула Шу и строго велела: — Иди поймай мышь.
— Она ест мышей?
— Она ест все, но предпочитает газеты.
На слове «газеты» Морковка прекратила плеваться и заинтересованно повела ухом. А светлый шер усмехнулся, вынул из воздуха газету, смял и бросил в кусты. Морковка тут же прижалась к земле и поползла к добыче, подрагивая от азарта коротеньким хвостом. Но когда Морковка уже готова была напрыгнуть — газета отрастила тонкие ножки и с паническим шелестом припустила прочь.
Шу рассмеялась, а светлый шер поднес ее руку к губам и поцеловал. По всему телу прошла волна мурашек, стало горячо и щекотно где-то внутри… И очень захотелось снять перчатки и ощутить мужские губы кожей. Вот что ей стоило забыть о перчатках к вечернему платью!
— Мне нравится, как ты смеешься, — не отпуская ее руки, шепнул светлый шер.
Жар бросился в лицо, из головы вылетели все мысли, и она шагнула к нему ближе, совсем близко. Вплотную. Сглотнула невесть откуда взявшийся в горле комок — и дотронулась до уголка его губ. Светлый шер раздул крылья носа, накрыл ее руку ладонью и улыбнулся так… хищно, горячо и…
Она сама привстала на цыпочки и потянулась к нему поцеловать, и почти дотянулась. Но он почему-то вздрогнул и поймал ее за плечи, уже без улыбки заглянул ей в глаза. На миг показалось, что в его глазах бушует штормовой океан, даже послышался рокот волн и грохот молний… Шу замерла в страхе и недоумении. Что она сделала не так? Он же хотел, она чувствовала, нет, чувствует прямо сейчас — он хочет ее поцеловать! Но почему не делает этого?
— Ты умеешь хранить тайны, Гроза?
Шу обрадованно кивнула: да, она права, он хочет, но что-то ему мешает. И сейчас он ей расскажет! Это будет их общая тайна!
— Когда я тебя поцелую, мне будет больно. Очень.
— Почему больно? Это… это проклятие? — Сотня самых невероятных предположений уже рвалась с языка, но Шу его прикусила. Она — не какая-то болтливая клуша вроде ее фрейлин, она… да, она умеет серьезно относиться к серьезным вещам.
— Я не могу этого сказать, никому и никогда. Обещай, что не будешь спрашивать почему.
— Хорошо, я не буду… а… я могу тебе помочь?
