Что не надо было его касаться, Дайм понял сразу — но поздно. Ментальные щиты снова слетели к шисовой бабушке, и на Дайма хлынула чужая боль, чужое одиночество, чужая обида… Или не чужая? Ведь он сам ощущал то же самое. Он так же привык прятать одиночество, боль и зависть к тем счастливчикам, которым повезло не носить строгого ошейника, к тем, кто был свободен любить или ненавидеть кого вздумается.
— Прости, Дюбрайн. Ты прав, эти дневники не стоили… — Бастерхази снова замолк, и лишь одними губами закончил: — Тебя.
— Не стоили, — едва совладав с непослушным голосом, отозвался Дайм и сжал его руку. — Бастерхази… если тебе что-то нужно, просто скажи об этом.
— Да, мне нужно, Дюбрайн. — Так же подавшись к нему над столом, Бастерхази зло сверкнул глазами. — Мне нужно, чтобы ты не подозревал меня Мертвый знает в чем!
— Ну так скажи, что не ты сделал амулет, который Шуалейда нашла у мастера теней! Давай, Бастерхази!
Дайм так и не разорвал контакта, несмотря на обжигающий гнев Бастерхази — физически обжигающий, не хуже огня в камине. Но сейчас Дайму нужна была эта боль, нужны были все его эмоции, чтобы шисом драный мозгокрут не смог ничего скрыть.
И сам он не желал скрывать, насколько больно было ему обмануться.
— Я не собираюсь тебе врать, тем более так по-идиотски. — Бастерхази чуть сбавил накал гнева, и из-под него проступила все та же обида. Он доверился, а его предали. Прямо как в зеркале. — Амулет и еще два таких же сделал я четыре года назад по заказу Тодора. В архивах Конвента есть завизированная Светлейшим заявка. И если тебе очень любопытно, можешь проверить, один из них пропал, и брал их не я.
— Проверю, не сомневайся. Но это не говорит о том, что ты ни при чем.
— Ты уж договаривай, Дюбрайн — при чем? Что я, по-твоему, сделал?
— Покушение на Каетано, Бастерхази.
Бастерхази криво и зло усмехнулся:
— Ты попустил одно слово, Дюбрайн. Ключевое слово. Знаешь какое?
— И какое же?
— «Неудачное», Дюбрайн. Ты сам веришь, что если бы я хотел убить Каетано, мальчишка был бы до сих пор жив?
О да. Это был аргумент. Единственный веский аргумент, когда речь шла о таком хитром и сильном мерзавце, как Бастерхази. Подделать улики, замести следы, обмануть всех и вся он бы мог. Легко. Но ошибиться и проиграть? Нет. Но это может значить лишь одно: Бастерхази на самом деле не хотел убивать Каетано или Шуалейду. Но чего тогда он добивался?
— Так скажи мне, чего ты хотел, Хиссов ты сын? Скандала? Смерти Тодора?
