Ю х а н и. Э-э, зачем столько церемоний? Послушай-ка, что я надумал. Будь я богом, я бы сделал так: пускай обвиняемый подкрепит свои слова присягой, священной присягой, и коль сказал правду — пусть отправляется на все четыре стороны; а уж если вздумал соврать, то пусть разверзнется под ним земля{44} и пусть он сойдет в преисподнюю. Вот она, самая прямая дорога к правде.
А а п о. Не худо придумано, но все же, пожалуй, лучше то, что уже установлено всемудрым господом.
Ю х а н и. Лучше! Мы тут сидим истерзанные, в болячках, с подбитыми глазами, точно мартовские коты. Разве это дело? Черт возьми! Этот мир — самая большая несуразица под божьим солнцем.
С и м е о н и. Самим господом все так установлено, ибо ему угодно испытать силу нашей веры.
Ю х а н и. Вот как! Он знай себе испытывает, а из-за этих его испытаний бедные души, точно комары, летят в адский огонь. Уж на что я грешен, а этого даже змею не пожелаю.
Т у о м а с. Да, трудно приходится на этом свете. Мала надежда на спасение, коль даже господь из шестисот тысяч странников спас только Халева и Иисуса Навина.
Ю х а н и. Верно! Что такое наша жизнь? Преддверие ада.
С и м е о н и. Юхани, Юхани! Укроти дух свой и язык свой.
Ю х а н и. Сущий ад, скажу я, коль уж на то пошло. Я великомученик, а парни Тоуколы — это бесы с вилами. А люди относятся к нам, как злые духи.
А а п о. Не мешает нам и в собственные души заглянуть. Людскую злобу, может, мы сами и распалили. Вспомните, что мы выделывали на чужих огородах с репой и горохом, сколько перемяли во время рыбалок травы на заливных лугах, сколько перестреляли обложенных другими медведей. Невесть сколько мы наделали зла, не считаясь ни с законом, ни с голосом своей совести.
С и м е о н и. Мы прогневили и небо и землю. И, ложась спать, я частенько вспоминаю, что мы творили смолоду. И мою несчастную душу начинает мучить совесть, а в ушах раздается странный шум, будто далекий дождь вздыхает, и кто-то мрачно шепчет на ухо: «Это бог и люди вздыхают о семерых братьях Юкола». Братья мои, погибель угрожает нам, и не увидеть нам счастливой звезды, если не поладим с людьми. Почему бы нам не попросить прощения и не дать обет впредь жить иначе?
Э р о. Я всплакнул бы, кабы мог. Симеони, Симеони! Ведь «ты немного не…»{45} Да, да, не за многим дело стало. Но «теперь пойди»{46}.
С и м е о н и. Погоди же, погоди, день Страшного суда все покажет.
Т и м о. Чтоб у меня повернулся язык просить прощения? И не подумаю.
