– Нет, со мной жила мама.
Понятно. Ого. Выходит, тебе несладко пришлось, когда она умерла?
– Мне ее здорово не хватало. И до сих пор не хватает. Она приглядывала за мной.
Не сомневаюсь.
– Еще у меня была собака. Звали Принцессой. – Его глаза его округлились. – О! – сказал он. – О!
Что?
– Я могу… Я могу пожелать…
Что захочешь, друг. Все, что угодно. Итак, желаем.
Он выпалил:
– Хочу, чтобы Принцесса снова была жива!
Честно говоря, я предпочел бы оживить мать, именно это и было моей целью. С большим количеством энергии интереснее играть, ибо линия жизни человека больше и сложнее. Тем не менее, собака лучше, чем ничего. Принцесса возникла посреди гостиной, виляя хвостом, словно шерстяным метрономом, отбивающим престиссимо, и сразу же вскочила на колени Генри.
А где-то на другом конце земли, точнее, в Буэнос-Айресе, карстовый провал отнюдь не случайно поглотил дом. Что я, собственно, и планировал уже некоторое время. Хозяин дома был кем-то вроде светского святого с кристально прозрачной добродетельной душой, и чертовски раздражал меня.
Но что более важно, желание Генри распахнуло окно в альтернативную временную линию. Я просунулся в прошлое и выудил оттуда кое-что. Самое главное – Ermächtigungsgesetz[13], поставленный на голосование в Германском рейхстаге в 1933 году, который теперь прошел как по нотам, хотя прежде для его одобрения не хватало одного голоса. Абракадабра! И вот вам мировая война, которой только что не было. Плохие парни проиграли, однако успели устроить такую бучу, что ее отголоски не затихали десятилетиями. Началась полоса удач.
Генри двигался медленнее, чем струйка патоки по глазури, однако он уже начинал видеть некоторые из бесконечных перспектив.
Вернув собаку, он сообразил, что может вернуть и некоторые из прошлых утешений. Но до сих пор не решался воскресить мамочку. Может быть, подростком он видел экранизацию «Обезьяньей Лапки» в сериале «Тридцатиминутный театр»[14], и она оставила у него зачатки представлений о том, чем может обернуться подобная сделка. Однако он мог желать и желал возвращения потерянных игрушек, мертвых домашних питомцев и прошлогоднего, мать его, снега. Дом теперь наполняли собаки, кошки, хомяки и волнистые попугайчики, причем некоторые из них абсолютно не были приучены к туалету, и не испытывали никакого уважения к моей умеренного качества полировке.
Однако я переносил все это с философским терпением. Обратная сторона пластинки принадлежала мне, и теперь только небо было пределом. Буквально. Я наполнил атмосферу оранжерейными газами, столкнув планету на ту временную линию, где ее жители открыли возобновляемые источники энергии достаточно поздно, и по большей части игнорировали их. Биосфера уже получила изрядную трепку, погодные аномалии случались через день, и вся эта забава еще только начиналась.
