— Так что же мне теперь, на кладбище прикажете? — выкрикнула Маруся.
— Вы же померли, что ж вы шумите так? — укоризненно молвил управдом, качая головой, и пригладил свои жиденькие волосы. — Если вас нет, то вас нет, и не о чем тут толковать. Я вас выписал, а если вы после этого умирать раздумали, так это ваше дело, и нечего меня припутывать. У меня все бумаги в порядке. Если каждый, кто помер, решит после этого жить — это ж какая путаница в документах начнется. Нет, по-нашему, если помер, так уж помер, с концами, так сказать, и незачем людей смущать…
— Я не умирала! — крикнула Маруся, теряя самообладание. — Не умирала я!
И, махнув сумочкой в сторону управдома, разразилась слезами.
— Товарищ, вы издеваетесь? — мрачно спросил Опалин. — Человек жив, а вы записали его в мертвецы, чтобы занять его жилплощадь…
Тут в глубоко посаженных глазках мелькнули колючие огонечки, и Ванечка понял, что его собеседник просто так не сдастся.
— Это серьезное обвинение, товарищ, — сказал управдом, — только вот его доказать нужно. Меня, знаете ли, в прошлом пытались обвинить… словом, пытались, да вот только не вышло у них ничего. И вообще, если гражданка Смирнова считает, что она не умирала и по-прежнему имеет право проживать в нашем доме, пусть идет в суд. По документам она значится мертвой, так что говорить не о чем.
И он с победным видом откинулся на спинку стула.
«Эх, был бы я старше… — мелькнуло в голове у Опалина. — Или нет, в форме надо было прийти. Тогда он бы не осмеливался так со мной разговаривать…»
— Куда вы дели ее вещи? — спросил он вслух.
Глазки управдома забегали.
— Вещи? Какие вещи?
— Те, что были в ее комнате. Ну?
— Ах, вещи! — Червяков поскреб щеку, буравя Опалина взглядом. — Должно быть, они все еще в ее комнате. Не интересовался. Нам чужого не надо, — прибавил он со смешком.
— Кем вам приходится гражданка Брындина? — спросил Опалин.
— Допустим, племянница, — ответил управдом. — Хотя я не понимаю, какое отношение это имеет к нашему делу. И вообще, насколько мне известно, — прибавил он с достоинством, — иметь племянниц советская власть не запрещает.
Он выглядел настолько уверенным в себе, что у Опалина руки зачесались съездить ему по физиономии. Но представитель уголовного розыска обязан действовать в рамках закона, и тут начиналась главная сложность. Управдом Червяков действительно имел право выписать Марусю, коль скоро ее смерть была зафиксирована официально. И Опалин просто не мог ничего ему предъявить.
