Три дня мне не разрешали пить и есть, потому что были опасения, что фрагменты моего позвоночника могли повредить пищевод. Маме пришлось губкой обтирать мне рот – и это была единственная доступная мне жидкость. Затем тест (с отвратительным вкусом!) показал, что пищеварительная система не затронута, и мама начала заставлять меня есть и пить, но к тому времени я потерял аппетит.
В свои 15 лет я был 5 футов и 11 дюймов, то есть ростом со среднестатистического мужчину, и весил 150 фунтов[12]. Детская больничная кровать оказалась мала. Мне давали детские дозы морфина, которые на меня не действовали. К счастью, одна сестра додумалась взвесить меня, чтобы рассчитать правильную дозу морфина. Затем меня перевели во взрослое отделение.
После того как меня прооперировали и болеутоляющее начало действовать, мое психологическое состояние стабилизировалось. Я остался жив и с помощью физиотерапии постепенно восстанавливался. Уже нечего было лечить, кроме психологических проблем. Я не осознавал своего прогресса.
За месяц или два до выписки из больницы меня направили к психотерапевту. Но правда в том, что с психологическими проблемами мне приходилось разбираться в одиночку. Многие поддерживали меня, но основная ответственность лежала на мне.
Я хотел окончить школу вместе со своими одноклассниками, поэтому спустя две-три недели после травмы я начал учиться онлайн, лежа на больничной койке. До трех часов дня я занимался физиотерапией, затем ко мне приходили посетители, а после шести вечера я возвращался к учебе – и так до глубокой ночи. Поскольку я провел в больнице 19 недель, это была единственная возможность догнать мой класс. Я рад, что справился, но было непросто.
Помню, как провел Рождество в больничной палате. Родители купили небольшую елку. Ко мне заходили люди и желали счастливого Рождества. Это было и грустно, и здорово одновременно: здорово, потому что Рождество, а грустно, потому что я лежал в больнице с переломом.
Постепенно я научился жить в инвалидном кресле. Я перешел в новую школу, но попал в класс, только когда меня выписали из больницы, с опозданием на несколько месяцев. Оказалось, что всем известно мое имя – это было странно, я-то никого не знал. Телеканал брал у меня интервью, чтобы призвать людей быть более осмотрительными в горах, но я не предполагал, что благодаря этому прославлюсь.
Мне казалось, что из-за трех пропущенных месяцев я упустил и время для новых знакомств. Люди вели себя приветливо, но за все время я завел лишь двух близких друзей.
