— Я говорю, как мужчина. О, у, меня своих два мальшика… Там, на Бавария.
Карл Карлыч для ясности поднял два пальца и с гордостью улыбнулся. О, это настоящие, маленькие, честные баварцы… Они уже теперь имеют собственные деньги. Как же! У каждого маленького баварца есть своя маленькая копилка, а из маленькой копилки деньги идут в сберегательную кассу, где дают за них проценты. Русские дети не понимают цены денег, а маленькие баварцы отлично считают.
— Почему же вы, Карл Карлыч, не привезете детей к себе в Россию?
— Жаль… В России будут ленивые, а там пусть учатся работать… Когда вырастут совсем большие, тогда приедут на Россия работать.
— А как же русские немцы по-вашему, т. е. которые родились и воспитывались в России?
— О, это совсем не наш… Это так, седьмого киселя.
У Карла Карлыча на лице появилось презрительное выражение. Он признавал только немецких немцев.
Маленькое человечество по-своему эксплуатировало Карла Карлыча, и можно было удивляться только дипломатическим хитростям, к каким оно прибегало в данном случае. Сначала происходили таинственные совещания между собой, потом выбирали ходоков, которые и являлись к Карлу Карлычу.
— Как ваше здоровье, Карл Карлыч?
— Благодарим к вам, очень хорошо…
— Сегодня прекрасная погода, Карл Карлыч…
Карл Карлыч понимал, в чем дело, и лукаво подмигнув, говорил кому-нибудь из соседей:
— О, какой маленькой большой плут…
А «маленький большой плут» после этих предварительных разговоров уже другим тоном говорил:
— Карл Карлыч, поиграемте в войну?
— О!?
— Вы такой храбрый… Самый храбрый во всем Солонце.
— О!?.
Маленькое человечество отлично знало, когда Карл Карлыч в хорошем расположении духа, и пользовалось этим случаем. Он выходил на площадку, принимал грозный вид и спрашивал:
— Как по роте?
— По роте все спокойно, Карл Карлыч! — отвечали тонкие детские голоса.
— Благодару…
Дальше начиналась «война», т. е. Карл Карлыч брал палку и производил ученье. Вооруженные палками дети делали ружейные приемы, маршировали и т. д. Сделав из ладони трубу, Карл Карлович подавал сигналы сбора, тревоги, наступления, атаки, и, видимо, сам увлекался игрой в маленькие живые солдатики.
— Карашо! — поощрял Карл Карлыч, делая исключение для одного золотушного купеческого сынка. — А ты всегда будешь швах… Никогда не будешь настоящий золдат.
На эту войну собиралась и публика, главным образом, скучавшие курсовые дамы, желавшие непременно видеть в своих Колях и Ванях будущих героев. Они выражали Карлу Карлычу свое одобрение в разных формах и даже прощали, когда у него в пылу битвы жилет поднимался кверху, и на круглом животе показывалась белая полоска белья, которую доктор называл меридианом. Мне лично эта игра в войну совсем не нравилась, потому что преждевременно и совершенно напрасно ожесточала детскую душу. Милые детские личики принимали зверское выражение, детские кулаки угрожающе сжимались; детское тело каждым мускулом приготовлялось к нападению… Где-то в воздухе над этими детскими головками уже проносился невидимый враг, и злой гений войны вперед торжествовал, вызывая в детской чистой душе боевую злобу. Да, зародыш войны таится в детском сердце, тот кровавый зародыш, из которого создаются величайшие бедствия…
