Внутри квартира удобна и просторна, хоть и слегка обшарпана. Год назад Константин вручил Вилланель документы на нее и ключи. Она понятия не имела, кто жил здесь до нее, но, войдя сюда впервые, обнаружила, что квартира полностью обставлена, а судя по возрасту сантехники и прочего оборудования, предыдущий жилец был немолодым человеком. Не имея вкуса к хлопотам по обустройству, она оставила квартиру в том же виде, в каком нашла, – с выцветшими обоями цвета морской волны и парижской лазури и с не поддающимися описанию картинами постимпрессионистов.
Гостей у нее не бывает (для профессиональных встреч есть кафе и общественные парки, а для секса – отели), но если бы сюда кто-то и заглянул, то обнаружил бы полное подтверждение легенды Вилланель. Компьютер в кабинете – супертонкий ноутбук в стальном корпусе – защищен обычной гражданской программой, и защиту без труда взломал бы начинающий хакер, но, просмотрев содержимое, обнаружил бы лишь подробные сводки о внутридневном трейдинге. Бумаги в сейфе тоже особой ценности не представляют. Музыкальной системы в квартире нет. Для Вилланель музыка – в лучшем случае бессмысленный раздражитель, а в худшем – источник смертельного риска. Тишина – залог безопасности.
Условия в СИЗО были отвратительными. Пища практически несъедобна, везде антисанитария, а ледяной, пронизывающий ветер с реки Добрянки проникал в каждый безрадостный уголок. За малейшее нарушение правил сажали в одиночку – в ШИЗО. Однажды, через три месяца после ареста, Оксану вызвали из камеры, без всяких объяснений провели в тюремный двор и запихнули в потрепанный «газик». Двухчасовая поездка в глубь Пермского края, и водитель остановил машину у моста через замерзшую Чусовую; не говоря ни слова, взглядом указал на низенькую сборную будку, рядом с которой стоял черный полноприводный «Мерседес».
Внутри будки места хватило лишь на стол, два стула и керосиновый обогреватель. Сидящий на одном из стульев человек в тяжелом сером пальто окинул девушку взглядом: затасканная тюремная роба, изможденное лицо, на котором застыла угрюмая непокорность.
– Оксана Борисовна Воронцова, – произнес он наконец, заглянув в папку на столе. – Возраст: двадцать три года и четыре месяца. Обвиняется в тройном убийстве с многочисленными отягчающими обстоятельствами.
Она молча смотрела в окно на квадратный клочок заснеженного леса. Человек казался самым обычным, но с первого взгляда было понятно, что он не из тех, кем получится манипулировать.
