Поначалу его кормили редкие тихие вылазки в Пустошь, где с трудом, добыв какие-то ингредиенты, но чаще просто шкуры, он сбывал их через ушлого тюремщика, с которым познакомился в гильдейских застенках.
Постепенно этот «знакомый», начал драть с него дикие проценты, забирая практически всю добычу за бесценок, а Борзун понял — не такой он и хороший знакомый. Но так как выбора особо не было, приходилось, стиснув зубы, пока мириться с таким положением вещей. Жрать-то хочется. Да и жить где-то нужно. И хотя утлый домишко на окраине Пригорного, который он снимал у того же тюремщика, никогда не был пределом его мечтаний, спать на улице — было верным способом если не замёрзнуть насмерть в одну из ночей, то быть обобранным до нитки. Брать-то у него было, особо нечего, кроме старого меча, да потрёпанного вещмешка с нехитрым скарбом, но подвергать себя лишнему риску он считал нецелесообразным.
Понятно, что такие неравные «торгово-рыночные» отношения не могли долго продолжаться, поэтому в один момент терпение Борзуна просто лопнуло, и в разгар вспыхнувшей ссоры он по самую гарду вбил фут холодной стали тюремщику в рот, пригвоздив того к тёмной дощатой стене съёмного дома отобранным у него же кинжалом.
Полыхнувший огнём старый дом, собравшиеся зеваки даже не стали тушить, поскольку стоявшее особняком строение, ничего поджечь не могло, а просто так суетиться — ищи дураков. Когда остывшее пепелище обшарили и нашли обгоревшее тело, то личность трупа с дырой в голове была установлена за три часа, а поправивший своё материальное положение Борзун, как потом выяснилось, смог посетить несколько лавок и неторопливо собрать припасов со всем необходимым для похода, преспокойно покинув Пригорный через главные ворота, растворившись в наступающих сумерках, пока зеваки тёрли языками, пялясь на пожарище.
С тех пор прошло четыре года. Сменилось многое. Борзуну удалось собрать команду таких же недовольных существующим порядком отщепенцев общества, как и он сам. Кто бежал от долгов, бросив на откуп семью с детьми, или любовницу, кто в кабацкой драке, ненароком пришибив оппонента, делал ноги в Пустошь, справедливо рассудив, что лучше смерть от когтей тварей, нежели каторга гномов Пригорья, куда власти предпочитали продавать всех, серьёзно преступивших закон. А кто просто бунтовал, ради самого бунта. Этого сословия всегда хватало во все времена.
Потратив много сил на организацию структуры этой своеобразной преступной ячейки, Борзун старался держать вожжи управления в своих руках, изначально объявив себя атаманом, предварительно прирезав на дуэлях пяток недовольных, пытавшихся оспорить его лидерство в банде. После наглядной демонстрации силы, желающих власти значительно поубавилось, а сам Борзун приобрёл значительный авторитет, позволивший и дальше диктовать своё видение ситуации.
