30. В-шестнадцатых, вслед за этим пришла я однажды в церковь и просила Бога дать мне какую-нибудь благодать. И пока я молилась и читала “Отче наш”, положил Бог “Отче наш” в сердце моем с такою ясностью и разумением Божественной благости, а моей недостойности, что не могу я этого выразить. Каждое слово получало толкование в сердце моем, и читала я молитву Господню с великой медлительностью, раскаянием и самотерзанием, так что, хотя, с одной стороны, и оплакивала я грехи мои и недостоинство мое, которое познавала в молитве, получала я, с другой стороны, великое утешение и начала чувствовать нечто от сладости Божественной, ибо в “Отче наш” я познавала Божественную благость лучше, чем в чем-нибудь другом, и лучше обретаю ее в нем еще и теперь. Однако указаны мне были в “Отче наш” грехи мои и недостоинство мое, и поэтому начала я так стыдиться, что не осмеливалась поднять очей ни на небо, ни на распятие, ни на что-либо иное. Но поручила я себя блаженной Деве, дабы испросила она мне благодать и отпущение грехов. И все еще была я в горести о грехах моих.
31. Грешники, с какой тягостью идет душа к покаянию! Так крепки кандалы ее, так дурны ее пособники: мир, плоть и бес! Знайте, что на каждом из сказанных шагов подолгу пребывала я, прежде чем была в силах двинуться к другому. Но на некоторых шагах пребывала я подольше, на некоторых — поменьше.
32. В-семнадцатых, после этого показано мне было, что блаженная Дева приобрела мне благодать и через нее дала мне иную веру, не человеческую, ибо казалось мне, что до этого времени вера моя была как бы мертвой по сравнению с той, которую приобрела она мне, и казалось мне, что слезы мои, которые проливала я раньше, были как бы слишком малыми в сравнении с теми, которые проливала я потом. Затем скорбела и о Страстях Христовых и о скорби Матери Его сильнее, и казалось мне малым все, что я ни делала, как бы ни было это велико. И была у меня воля творить большее покаяние. И тогда заключила я сердце мое в Страсти Христовы, и дана мне былa надежда, что в Страстях могла я освободиться. И тут начала я получать утешение во сне; и снились мне красивые сны; и давалось мне утешение в них, и сладость и утешение о Боге внутри, в сердце, и вне, в теле, постоянно, наяву и во сне. Но не чувствовала я еще уверенности, и поэтому примешивалась еще горесть, и не успокаивалось сердце мое, но желало получить от Бога иное.
*[33. Она сообщила один из многих своих снов и видений: "Однажды находилась я в заключении, которому подвергла я себя ради Великого Поста, и разбирала и старалась понять слово Евангелия, каковое слово было словом величайшего достоинства и превосходной любви. Находилась я около одной книги, а именно миссала, и жаждала увидеть это слово хотя бы только написанным, едва обуздывая себя и подавляя свое желание. И с трудом, из боязни гордыни, удержала я себя от тогo, чтобы по чрезмерной жажде и любви не открыть этой книги своими руками. И вот, охваченная дремою, заснула я в гиком желании. И сейчас же в видении была я поведена, и сказано было мне, что смысл послания настолько сладостен, что тот, кто его хорошо поймет, забудет обо всем мирском. И сказал мне тот, кто вел меня: “Хочешь убедиться в этом?” А когда я почувствовала, что хочу убедиться, и возжаждала, он тотчас же повел меня и позволил мне немедленно убедиться. И когда с такою точностью разумела я Божественные блага, что сейчас же забыла про все мирское. И сказал мне тот, кто вел меня, что смысл Евангелия так сладостен, что тот, кто поймет его, забудет не только обо всем мирском, но забудет и о самом себе. И сказал он это мне и позволил мне убедиться. И сейчас
