Брайан Марр, сойдя со сцены, решил остаться в зале, чтобы посмотреть, что будет дальше. Свободного места ему не нашлось, и он присел на ступеньку в проходе возле кресла Квиста.
– Представляю себе, какой переполох был в чикагском аэропорту, – сказал он, когда публика отпустила Джонни умыться и переодеться в золотой смокинг. – Мало того, что они искали несуществующую бомбу, так еще какого-то мужчину застрелили в туалете.
– Кого именно? – спросил Квист.
– Пока неизвестно, – пожал плечами Марр.
Потом, когда Джонни разошелся, Марр восхищенно покачал головой:
– Клянусь богом, он поет лучше, чем раньше.
– Два года отдыха, – напомнил Квист. – Его голосовые связки требовали покоя.
– Много пил, не так ли?
– И по-прежнему пьет.
– Не понимаю, почему он ушел.
– Он заработал столько денег, что мог тратить, сколько хотел. А женщины ему, наверное, приелись.
– Едва ли. Посмотри на него. Он наслаждается. Он обожает эту толпу, он любит ее за то, что она от него без ума. Почему же он ушел?
– Может, каприз. Но сегодняшний вечер вернет его на сцену.
К Квисту подошел Эдди Уизмер, неизменный спутник Сэндза.
– Джонни просит передать, что сегодня ничего не получится. Он приедет к вам на завтрак.
– В одиннадцать часов, – напомнил Квист.
– Так точно.
– Он отлично поет, Эдди.
– Великолепно. Так было и будет, – ответил Уизмер.
Двухэтажная квартира Квиста расположена на Бикмен-Плэйс, неподалеку от высотного здания ООН. Редко кому удается попасть на второй этаж этих апартаментов. Там – спальня Квиста, окна которой выходят на Ист-Ривер. Вся обстановка этой просторной, светлой комнаты состоит из огромной кровати, ночного столика с телефонным аппаратом и маленькой коробочкой интеркома, при необходимости связывающего Квиста с первым этажом, да электронного будильника. На стенах нет ни картин, ни украшений. Лишь окна обрамлены темно-синими портьерами.
На следующее утро после триумфального выступления Джонни в «Мэдисон Сквер Гарден» Квист проснулся, как от толчка. Телефон не звонил, но на нем вспыхивала и гасла красная лампочка. Квист осторожно приподнялся, чтобы не разбудить спящую рядом женщину, и взглянул на будильник. Шесть утра! Рано, слишком рано, хотя па улице уже начало светать.
Квист снял трубку.
– Какого черта? – шепотом спросил он.
– Извините, мистер Квист, – ответил швейцар. – Я знаю, который час. Но некий мистер Сэндз говорит, что дело не терпит отлагательств.
– Пmzysq?
– Нет, сэр.
– Дайте ему трубку.
– Вопрос жизни и смерти, как пишут в мелодрамах, дружище, – прокричал Сэндз.
