На потолке комнаты были установлены натяжные светильники. Дора привстала и огляделась так, чтобы прожектор не бил ей в глаза, женщина это заметила и достала нож из её дипломата.
Будто изначально знала, что он там.
— Я солгала про спальню, — сказала она. — Это в другом конце квартиры и туда никому нет хода кроме меня. Прости.
Дора подняла глаза и её охватил порыв истерически расхохотаться, а затем убежать.
Комната была длинной и узкой без окон. Из привычной мебели в ней были только деревянный стул и дубовый комод. Дора разглядела подоконник и раму на месте, где раньше было окно, но само оно было заложено кирпичом и закрашено чёрным. В остальном же комната выглядела как палата в психиатрической больнице, обитая войлоком, только войлок тоже был чёрный. Весь потолок пересекали толстые стальные брусья. С них беспорядочно свисали цепи, ремни, наручники, некоторые из которых соединялись тросами с блоками на стенах. Целую стену занимали инструменты из стали и дерева. Инструменты, предназначенные чтобы фиксировать и прощупывать, резать, колоть и разрывать.
Другая стена была увешана масками, ремнями и кнутами. У некоторых из них на концах были металлические шарики.
Посередине комнаты располагались две огромных чёрных балки, скрещенные в форме буквы «икс».
Стена напротив была зеркальной.
Она увидела нечто вроде ржавой печи барбекю, лежащую на боку деревянную бочку, утыканную гвоздями. Она увидела обшарпанный разделочный стол, заваленный гантелями, зажимами и ножами. К ним женщина положила и нож Доры. Осторожно, чуть ли не с любовью.
— Знаешь, а он ходит сюда, чувствует себя виноватым.
— Виноватым?
— Конечно. Посмотри, во что он тебя превратил.
— Меня? Откуда ты знаешь…?
— О, поверь, я тебя знаю. Я тебя сразу узнала. Понимаешь, Говард всегда расплачивается наличными. Казалось бы, такой человек как он, с его-то работой, будет платить кредиткой, как все остальные. А он нет. Всегда наличными. Так вот, ты в курсе, что он до сих пор хранит в бумажнике твою фотографию?
— Мою? Серьёзно?
— Я же сказала: чувствует себя виноватым. Ты от него такого не ожидала, верно?
Женщина не шутила. Моя фотография в бумажнике… Уму не постижимо!
— Конечно, дело не только в тебе. Брокерша и секретарша. За них он тоже чувствует вину. Хотя я никак не могла сообразить почему? Чёрт, по-моему, он даже в смерти матери себя винит. На Говарде лежит много вины. Ему много за что держать ответ. По крайней мере он сам так считает, — она рассмеялась. — Что ты так удивляешься? В моём деле приходится выслушивать много историй. Люди открываются. Я заставляю их открываться.
